Если бы месть как-то улучшила ее самочувствие, подарила хотя бы временное облегчение, но так почти никогда не получается. Наоборот, может стать даже хуже.

Ей вообще хоть что-нибудь поможет?

Это было в субботу утром, Шарлотта со злостью кричала по видеосвязи на Пейдж:

– Да, я видела утром эти посты! Они ужасные! Просто мерзость! Вот почему тебе нужно рассказать маме! Если ты не расскажешь, я скажу своей…

– Не вздумай!

– То есть хочешь и дальше терпеть?

– Моей маме и так несладко…

– Я понимаю, но это не твоя вина…

– Я не говорю, что это моя вина, но если ты проболтаешься своей маме, то я тоже скажу, чем вы с Лиамом занимались прошлой ночью.

Лицо Шарлотты побледнело.

– Сволочь, – прошипела она. – Я тебе сказала по секрету.

– Если хочешь, чтобы твоя мама узнала, что ты больше не девственница…

Шарлотта ахнула.

– Что, черт побери, с тобой такое?

– Могу задать тебе тот же вопрос. Ты сказала, что видела сегодняшние посты, но ведь ты единственная, кто знает про Джули. Я больше никому не говорила.

– Все очевидно, разве нет? Она сама это запостила.

– Она говорит, что нет.

– Ты ей веришь больше, чем мне. Господи, Пейдж, я думала, что ты считаешь меня лучшей подругой.

– Да, но теперь я не уверена.

– В таком случае, иди-ка ты на фиг! Больше я не буду вступаться за тебя! Разбирайся с дармитами сама, может, они не так уж не правы по поводу тебя. Ты неудачница. Возможно, твой папаша свалил из-за тебя!

Экран погас, Пейдж тоже отключилась и закрыла лицо руками. Джули не было онлайн, ей пришлось уйти несколько минут назад, но она обещала вернуться при первой возможности. Джули была шокирована не меньше, чем Пейдж, когда появились эти посты, и Пейдж не думала, что эти гадости написала Джули.

Пейдж Мур – лесбиянка, а еще она пьет мочу и занимается сексом со своим папочкой. Она ошивается около женского туалета и пьет из унитаза, если кто-то из девочек забыл смыть. Особенно ей нравится моча ее подружки Джули, которая…

Дальше Пейдж не смогла читать. Даже одного прочтения было достаточно. Если взглянуть снова, то будет только хуже. Если может быть хуже, даже трудно это вообразить. Пейдж отчаянно хотелось оправдаться, рассказать, что действительно произошло в тот день в женском туалете, но она понимала, что если расскажет, то дармиты переврут ее слова. Или снова начнут поливать грязью ее папу, а еще могут вспомнить письмо, которое кто-то сунул в ящик Пейдж и о котором она благополучно не вспоминала до прошлого вечера.

Письмо все еще было у нее, хотя стоило выкинуть его сразу, как только она поняла, что это. На случай, если Пейдж усомнится, в конверт вложили записку: «Лезвие для тебя. Ты знаешь, что с ним делать».

Пейдж не выкинула лезвие, поскольку закралась мысль, что, возможно, это единственный способ все прекратить. В ее жизни все настолько ужасно, что нет смысла жить дальше. Дармиты и дальше будут издеваться над ней, отец не вернется, маме слишком грустно, и она слишком занята, чтобы вообще заметить, что происходит со старшей дочерью. А теперь и Шарлотта кому-то разболтала про Джули, а значит, она, видимо, тоже навсегда переметнулась на сторону врага. Она просто притворялась другом, чтобы можно было сливать информацию о ней дармитам. Единственный человек, кому можно доверять, – Джули, которая и сама прошла через травлю. Но стоит посмотреть, как она живет сейчас: прячется за никами, боится, чтобы никто не узнал, кто она такая и что делает, чтобы дармиты не привязались к ней снова.

«Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – написала Джули, когда снова вышла онлайн. – Это хуже всего. Я тоже хотела покончить с собой. До сих пор хочу, если честно».

«Они тебе тоже присылали лезвие?»

«Да, оно все еще у меня, хотя я и не собираюсь пускать его в ход. Я бы предпочла прыгнуть со скалы или просто утопиться в море».

«Что тебя останавливает?»

«Не знаю точно. Наверное, не хватает смелости».

Пейдж задумалась, а хватит ли смелости ей, и пришла к выводу, что, наверное, нет, хотя она хотела бы, чтобы смелости все же хватило.

«Есть специальные веб-сайты, на которых рассказывают о разных способах самоубийства. Могу прислать тебе ссылки, если хочешь».

«Давай».

«Но только ничего не делай, не посоветовавшись со мной, ладно?»

«Конечно, нет. Иначе они выиграют».

«Они и так постоянно выигрывают. В этом проблема. Никто не может их остановить, даже полиция. Они тоже приложили тебе записку вместе с лезвием?»

«Да».

«И что там?»

Пейдж напечатала.

«Мне они то же самое написали. Ты ведь понимаешь, если их спросить про лезвие, то они скажут, что всего лишь советовали побрить ноги или подмышки?»

Понимая, что дармиты выпутаются, Пейдж ответила: «Думаю, у них на все есть ответ».

«Конечно. Вот, почему я говорю, что он всегда выигрывают. Я больше не могу нормально жить, и все из-за них. В итоге живешь все время в тени, боишься поговорить с кем-то или просто быть собой».

«У меня именно такое чувство».

«Я пришлю тебе ссылки».

* * *

Вокруг батута нужно было натянуть защитную сетку. Джек обещал сделать это в последний свой приезд, но в итоге забыл, а Дженна ему не напомнила.

Дженна поняла, что что-то случилось, когда все трое младших детей начали кричать из сада. Она даже не знала, что они на улице, думая, что они наверху чистят зубы перед школой, но дети как-то умудрились проскользнуть мимо нее, и случилось несчастье.

Пока ее мать мчалась с близнецами в школу, Дженна схватила Джоша в охапку и неслась, как сумасшедшая, в отделение экстренной медицинской помощи.

После двухчасового ожидания оказалось, что Джош сломал руку. Сам он, казалось, даже обрадовался, поскольку стоило ему оказаться на заднем сиденье машины матери, как он тут же сделал селфи с гипсом и отправил его Пейдж и сыну Бены Эйдену.

Дженна не стала звонить Джеку и вызывать его в больницу, поскольку он уже был в Штатах. Они с Мартой уехали в четверг и вернуться собирались аж после пасхальных каникул. Дженна горько сожалела, что не заставила Джека лично сообщить детям, что уезжает. Если бы он в тот момент видел собственными глазами их лица, то наверняка проводил бы время не так весело.

– А почему нам нельзя поехать? – спросила Флора, которая казалась такой же обиженной и растерянной, как и братья.

– Он же нам обещал! – напомнил Уиллс.