Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огонь пришедший с неба!
Рев моторов и грохот бомб. Вопли умирающих, хрипы лошадей, их крики, крики людей, безжалостные пулеметные очереди…
Сверху! Сверху!! Сверху!!!
Алистер мечтал об одном: чтобы всё это закончилось. Но ЭТО, мать его спорки, и не думало заканчиваться. Оно только усиливалось. Оно снова и снова свистело бомбами и пулями, било, обжигало, выворачивало наизнанку и яростно шептало: «Беги!»
От разрывов понесли лошади, от пулеметных очередей — люди. Непривычные к воздушным налетам драгуны мгновенно превратились в паникующее стадо. Кто-то рванул вперед, кто-то назад. Мешая друг другу, ругаясь, толкаясь, пинаясь и… умирая. В сутолоке слетали с лошадей и выли под копытами. Рыдали, посеченные осколками или словив пулеметную пулю. Требовали помощь, врача, кого-нибудь, кто может ЭТО остановить. Пытались укрыться за бронетягами, пытались умчаться…
«Беги!»
Этот шепот слышал каждый королевский драгун, а не только нахлестывающий ополоумевшего жеребца Алистер.
Штаб кавалерийского корпуса перестал существовать. Погибли не все, но никто из офицеров даже не попытался собрать солдат и предпринять осмысленные действия. Никто не подумал, что одними самолетами битву не выиграть. Каждый спасался, как мог, позабыв обо всем, кроме налетающей из-под облаков смерти.
Как Нестор и ожидал, охватившая королевскую армию паника позволила его отрядам беспрепятственно занять позиции на холмах.
— Где артиллерия?!
— Приближается…
— Это что за доклад?! — взревел Гуда, и радист втянул голову в плечи.
— Я…
— Свяжи меня с ними!
— Слушаюсь, адир.
Нестор не мог выдвинуть артиллерию сразу: если бы ее засекли королевские разведчики, весь план полетел бы псу под хвост. Пушки прятали примерно в половине лиги от дороги, потом везли на лошадях, потом, буквально на руках, втаскивали на холмы, но всё равно получалось медленнее, чем требовалось адигену. Намного медленнее. А потому ворвавшийся в радиорубку Гуда сразу начал орать:
— Вы где?!
Но сидящий внизу человек был куда смелее пугливого радиста. Там сидел наемник, прошедший с Нестором не одну кампанию и прекрасно понимающий состояние командира. Он не заикался, не вздрагивал, а ответил коротко и по существу:
— Одна минута, адир. Пушки на позициях, готовим к бою.
— Вы должны вывести из строя бронетяги! Вы слышите! Бронетяги!
— Доклады снизу обнадеживают, — заметил подоспевший в радиорубку Нучик. — Королевская армия разбежалась.
— Как разбежится, так и соберется, — отрезал Нестор. — Мы не угробили и половины драгун, и если этих перепуганных фермеров приведут в чувство, моим ребятам придется несладко.
— Но…
— Нучик! Пора бы привыкнуть, что я знаю, как нужно! — И вернулся к рации: — Бронетяги, парни, немедленно накройте бронетяги! Расковыряйте эти консервные банки!
— У него двенадцать аэропланов, а сейчас уже девять, — выкрикнул Роллинг. — Но бомбили они грамотно, в несколько заходов, всё сразу не тратили, и из пулеметов лупят уверенно. Это наемники, ваше величество, ребята, вроде нас, пороху понюхавшие.
— Я вижу.
Но на самом деле король не видел. Точнее, видел, но ничегошеньки не понимал, потому что всё происходящее давным-давно слилось для Генриха в один большой огненный шторм, несущий погибель и Заграте, и династии. Бегущие солдаты, умирающие солдаты, упрямо отстреливающиеся бронетяги, смертоносные аэропланы — король даже не пытался вникнуть, не пытался разобраться в происходящем. И поражался собранности и хладнокровию Роллинга. Казалось бы — кругом война, сражение, смерть, разгром, а проклятый наемник и бригадой командует, и болтать успевает. И страха в нем нет никакого, только спокойствие железное.
— Принимайте решение, ваше величество: вперед или назад?
— То есть?
Какое решение? Какое еще «вперед или назад»? О чем он?
— Если верить карте, через десять лиг закончатся холмы, и мы выйдем на оперативный простор. Скоро ночь, у нас будет время починить бронетяги и собрать хотя бы часть разбежавшихся войск.
— А потом?
— Утром на нас снова налетят. Нестор не остановится.
«Еще один налет? Еще один ужас?»
— А если обратно?
— Сегодня из Касбриджа должен выйти бронепоезд. Если мы будем улепетывать всю ночь, то завтра до полудня соединимся.
«Отступить, сбежать… там девять пехотных полков, артиллерия и бронепоезд. Остатки бронетягов… перегруппироваться…»
— Он нас не выпустит, — качнул головой Генрих. Это была первая здравая мысль, что посетила его с начала боя. — Обратный путь наверняка заминирован.
— Согласен, ваше величество, но…
Закончить Роллинг не успел — в гусеницу бронетяга влетел пушечный снаряд.
У них еще был шанс всё изменить. Не превратить поражение в победу, разумеется, но избежать разгрома. У них был шанс.
Поняв, что основным силам навязан бой в самых невыгодных условиях, командующий арьергардом Эдвардс не растерялся, приказал бронетягам перегородить дорогу и с помощью этой импровизированной преграды ухитрился остановить изрядную часть бегущих драгун. Громкие крики, гудение бронетягов, выстрелы в воздух и удары плетьми, которые щедро раздавали арьергардные драгуны, в конце концов помогли: Эдвардсу удалось сформировать кулак из полутора тысяч сабель и бросить его на помощь королю.
Прикрывали атаку «Киттеры». Восьмиколесные двухбашенные бронетяги были защищены хуже «Джабрасов», калибр их пушек был меньше: восемьдесят миллиметров против ста, зато они обладали высокой скоростью, и именно поэтому Роллинг оставил «Киттеры» в арьергарде. И именно поэтому им удалось опередить летящих драгун и открыть огонь по вершинам холмов, на которых выросла артиллерия мятежника.
И ситуация стала меняться.
Запертые на узкой дороге бронетяги не могли бить по вершинам — не позволял угол возвышения бронетяговых пушек. А поднимаясь на насыпь, машины попадали под выстрелы с двух сторон сразу — Нестор не забыл отправить артиллерию и на противоположные холмы. Запертые бронетяги должны были отступить, но три из шести «Джабрасов» потеряли ход, а бросать своих Роллинг не хотел. Запертые бронетяги должны были погибнуть под залпами мятежников, но «Киттеры» накрыли вершины издали, а тысяча спешившихся драгун полезла на холмы, пытаясь выкурить оттуда пехоту противника. А Эдвардс ухитрился собрать еще тысячу человек и, взяв последний «Джабрас», повел их в бой.
Эдвардс мог стать героем.
Вот только у Нестора было не двенадцать, а двадцать четыре аэроплана…
— Я обожаю воевать в воздухе, — негромко произнес Нестор, потягивая из кружки горячий кофе. — Импакто, доминаторы… даже простые разведчики заставляют меня дрожать от возбуждения. Мне нравится свобода, которую дает небо, там невероятный оперативный простор. Нравится риск, ведь если пропустишь действительно сильный удар, шансы выжить минимальные — слишком высоко. Я обожаю небо, но понимаю, что войны выигрывают на земле. Боевые цеппели способны нанести ужасающий урон, однако удержать территорию они не в силах.