Я услышал шорох, доносящийся из соседнего помещения. Повернувшись, я заметил в тени силуэт женщины.

— А теперь ступай, старина, «чтобы рассвет не застиг тебя, гонимого вечнобурливым морем».

Проходя мимо таверны под названием «Морской угорь», я заметил Дамона — одного, уже пьяного. Он продолжал пить. Я спросил, где его девушка.

— Я кретин, — объявил он, — и заслуживаю то, что полагается кретину.

Ту девушку звали Тимандра. Всего через несколько лет в её одежды будет завёрнуто тело Алкивиада — за неимением ничего другого, что можно было использовать в качестве савана.

Тогда, на проливе, ей было двадцать четыре года. Она попала ему в руки, и с тех пор ни одна женщина не могла заменить её. Она была тем, что ему требовалось. Оба поняли это сразу. Других женщин не могли отвадить даже вооружённые солдаты, а эта девушка оказалась застенчивой. Я никогда не слыхал, чтобы Алкивиад защищал женщину, разве что шутя или с иронией, — за исключением его жены, пока та была жива. А теперь его глаза темнели от такого гнева при малейшей непочтительности по отношению к этой девушке, что капитаны приближались к ней на цыпочках, опустив взгляд, как мальчишки. Она была как голубка Трапезунта, отданная орлу и сама ставшая орлицей. Много беззакония творилось в личной жизни Алкивиада, из-за чего недруги говорили, будто он готов поиметь угря, если тот ненадолго перестанет извиваться. Ты знаешь Эвнику, Ясон. Она не угорь, но однажды ночью он взял её к себе в постель. А может, она пошла добровольно. Это случилось на Самосе, за год до появления Тимандры. Таким способом Эвника старалась побольнее ударить меня за отсутствие внимания к ней и её детям. В этой измене виноват был, конечно, я сам. Я не мог винить её. Она была беспомощна перед бурей, бушующей в её сердце, — как любая из женщин. Но я должен был встретиться с ним. Он понимал, какие чувства случившееся вызовет даже в таком человеке, как я. Пусть я не обладаю большими достоинствами, но, по крайней мере, не боюсь встретиться лицом к лицу ни с кем. Не то что я думал, будто мой командир употребит власть. Он никогда не опускался до такого. Но в силу обстоятельств он мог полезть в драку. Алкивиад был необыкновенно одарённым атлетом и страшным противником. Я чувствовал, что в поединке у меня мало шансов, хотя я был вооружён, а он безоружен. Конечно, ничего подобного не произошло. Улучив момент, пока он находился один возле недостроенного корабельного корпуса, я потребовал от него объяснений. А он вдруг стал таким печальным, что гнев мой мгновенно улетучился и, веришь или нет, мне стало жаль его. Ибо его неспособность управлять своими аппетитами была единственным недостатком, который заставлял его чувствовать себя смертным.

— Она сказала мне, что она больше не твоя женщина, что ты выгнал её. Она пришла ко мне под предлогом получить от меня денег.

Он посмотрел мне в глаза.

— Я знал, что она врёт, но это меня не остановило. Такая уж я собака. — Потом, опустив руки, добавил: — Вот, раздави меня здесь, на этом месте, Поммо, и я не скажу ни слова.

Что мне было делать? Ударить здесь, на верфи, командующего нашим флотом?

— Ведь ты даже не помнишь, как её зовут?

— Дорогой мой, я не помню ни одного имени.

Спустя два вечера я был у волнолома, когда Мантитей промчался мимо, как гоночная восьмёрка.

— У тебя есть чистая зелень? — крикнул он на ходу, имея в виду зелёные плащи для морских пехотинцев. — Нас приглашают в гости!

Так я познакомился с моей второй женой. Вернее, меня ей представили. Она была дочерью нашего тогдашнего самосского хозяина. Её звали Аврора. Я сразу влюбился по уши, но мы с ней прожили лишь год, а потом небеса забрали её. Такова уж моя судьба. Я так и не узнал, что именно говорил обо мне Алкивиад её отцу или что рассказывали ему другие, но с того момента, как этот господин приветствовал меня и Мантитея на пороге своего дома, ко мне относились как к персидскому принцу.

Ты понимаешь, как подготавливал Алкивиад своё преступление? Это был порок развития его судьбы, да и наших тоже. Он так много напридумывал всего для нас!

Тимандра не могла изменить его, но она взяла его в руки. В проливе они не делили одну комнату. Она не соглашалась на это без брачной церемонии. Не соглашалась она и на такой союз, хотя он очень просил её об этом. Он должен был приходить к ней, а потом удаляться к себе, если она не разрешала остаться. Не хотела она жить рядом с ним. Она выбрала себе противоположное крыло. У неё были собственные средства, которыми она распоряжалась. Главная её роль в его жизни заключалась в том, чтобы облегчать его действия — конечно, не в делах войны, но в смысле его благополучия и эффективного функционирования.

Однажды посланцы персов Митридат и Арнапес зашли к Алкивиаду в его дом на мысе Собачья Голова. Тимандра встретила их и приветствовала на безупречном арамейском языке. Её приняли за переводчицу стратега или за его любовницу. Они молча прошли мимо неё, направляясь в его комнаты. Она приказала морским пехотинцам остановить их. И когда послы выразили крайнее неудовольствие и потребовали объяснений, она объяснила.

— Я наблюдала за людьми, которых называют великими. К ним можно обратиться лишь одним из двух способов: либо с целью услужить им, либо желая чего-либо от них добиться. Ни в одной из этих двух категорий собеседников великий человек не найдёт того, с кем может поделиться своим сердцем. Вот эту услугу я и оказываю нашему командующему, а вы, в чей круг знакомств входит немало великих, в состоянии судить о том, насколько это ценно. — Она улыбнулась. — Но я слишком поспешила, задержав вас силой. Считайте себя свободными и проходите, пожалуйста.

Послы отвесили ей тот почтительный поклон, который персы называют аyаnа и который полагается лишь принцу или министру.

— Мы всегда к твоим услугам, госпожа. Пока мы не найдём более существенного способа выразить наши сожаления по поводу нашего поведение, прими, пожалуйста, поклон.

С девичества Тимандру преследовали ухажёры, предлагая через её мать, куртизанку Фрасикею, целые миры и вселенные за право обладать ею. В юности точно так же мужчины преследовали Алкивиада. Вероятно, это связывало их. Понимание. Можно было бы сказать, глядя на них, что они держались так целомудренно, словно были братом и сестрой. И при этом было ясно, что они страстно преданы друг другу.

Тимандра «одомашнила» Алкивиада — если можно употребить такое слово — и привела в порядок гениальные, часто хаотические замыслы, которые он держал в голове. Но её клинок имел также и тайное лезвие. Появление в эпицентре войны этой женщины, обладающей таким влиянием, внесло в атмосферу вокруг Алкивиада привкус царственности. Кем же она была? Царицей? Царским привратником?

Но надо сказать, что кто-то должен был охранять его от соблазна развлечений, которые отвлекали его от забот о флоте. Ибо Фрасибул и Ферамен никогда не испытывали такого ощущения своей знаменитости, хотя по рангу командующих были равны Алкивиаду. Они могли выходить, и их не преследовала толпа просителей, за ними не бегали охотники за чинами, чья назойливость так досаждала их товарищу.