Эту главу я должен вставить от себя, внук мой, поскольку рассказанное в ней оказало очень большое влияние на моего подзащитного, хотя сам он решил эти события из своего рассказа исключить. Он считал их слишком личными. Они касаются девушки Авроры, дочери Телекла. Алкивиад устроил, как ты помнишь, необычное знакомство с нею для Полемида, чтобы отплатить тому за его неблагоразумное поведение по отношению к Эвнике.

Полемид женился на этой девушке. Это случилось сразу после Византия. Все пребывали в упоении победой, все ждали возвращения Алкивиада в Афины. И как и в случае с невестой своей юности, Фебой, Полемид предпочёл умолчать об этом. Те сведения, которые мне удалось собрать, я получил от других, а по большей части извлёк из переписки, найденной позже в сундуке Полемида.

Официальный указ афинского архонта, предоставляющий афинское гражданство Авроре, супруге Полемида (через несколько лет это гражданство получат все самосцы за их неизменную службу нашему делу). В другом пакете — золотая брошь, когда-то принадлежавшая матери Полемида; очевидно, свадебный подарок от его двоюродной бабки Дафны из Афин.

В письме к Дафне он рассказывает о свадьбе, с гордостью описывает нового тестя и шуринов — оба офицеры флота, и он уже чувствует к ним дружеское и родственное расположение.

«...И наконец, дорогая моя, хотелось бы мне, чтобы ты увидела ту, которая — лишь небеса знают почему — согласилась стать моей женой. Она в два раза умнее меня, красота её и страстна, и целомудренна, а характер у неё настолько силён, что моя воинская гордость выглядит рядом с ним пустым мальчишеским тщеславием. В её присутствии во мне вспыхивают такие надежды, каких я не смел лелеять в сердце с тех пор, как ушла моя Феба. Желание иметь детей, спокойно жить в своём доме. Я думал, что больше никогда не почувствую этого. Только тебе и ей могу я признаться. Ввести невинные существа в мир — такой, каков он сейчас — кажется не только безответственным, но и безнравственным деянием. И всё же достаточно было только взгляда на это милое девичье лицо — ещё не прозвучало ни одного слова, я не слышал даже её голоса, — как отчаяние, которое я носил в душе столько лет, ушло, словно его никогда и не было. Действительно, надежда вечна, как говорят поэты».

С флота, к своей жене на Самос:

«..До встречи с тобой мне казалось, что следующей вехой на жизненном пути, которую я перешагну, будет смерть. Я ожидал её в любой момент и не переставал удивляться тому, что ещё жив. Всё, о чём я думал, всё, что я делал, было продиктовано просто желанием оставаться до конца хорошим солдатом. Я был стариком, я был трупом. А теперь, после чуда твоего появления, я снова молод. Даже мои преступления очистились. Я вновь родился от твоей любви, от одного только желания жить с тобой вдали от войн».

Аврора забеременела. Она писала ему на флот:

«Очень хорошо, что ты не можешь меня увидеть, любимый. Я толстая, как поросёнок. Уже месяц я не вижу пальцев своих ног. Я хожу, как утка, переваливаясь с боку на бок и держась за стены, чтобы не упасть. Отец перенёс мою кровать вниз, опасаясь моей неуклюжести. Я пожираю сладкое и ем двойные порции. Даже маленькие девочки вокруг хотят быть беременными и прилаживают к животам подушки. Вокруг меня все болеют этой болезнью. Наша с тобой радость заразила и их...»

Ещё письмо от молодой жены:

«...Где ты, любовь моя? Я терзаюсь, не зная, где сейчас плывёт твой корабль. И даже если бы знала, всё равно бы мучилась. Ты должен беречь себя! Будь трусом. Если тебя заставят сражаться, беги! Я знаю, что ты не побежишь, но хочу этого... Пожалуйста, будь осторожен. Никуда не вызывайся добровольцем!»

Из этого же письма:

«...Ты теперь должен относиться к своей жизни как к моей, потому что, если тебя убьют, я умру вместе с тобой».

И ещё:

«Если бы у кормила власти стояли женщины, война окончилась бы завтра. Безумие! Всё хорошее получается только в мирных условиях — почему же люди стремятся к войне?»

Опять из её письма:

«Жизнь казалась мне такой сложной. Я чувствовала себя животным, которое мечется в своей клетке и видит только решётку и стены. Но с тобой, любовь моя, всё вдруг стало просто. Просто жить, любить, быть любимой! Кому нужны небеса, когда у нас сейчас такая радость?»

Полемид отвечает:

«Как доказать, любовь моя, что я тебя достоин? Меня это пугает. Смогу ли я когда-нибудь сделать это?»

Он принимает меры, чтобы расстаться с Эвникой. Он отписал половину жалованья ей и её детям, он подал за явление на предоставление им гражданства, указав годы своей службы и те трудности, которые Эвника и её дети переносили рядом с ним. Он организовал для них транс порт до Афин и обратился к своим старшим родственникам с просьбой позаботиться о них до его возвращения.

Письмо от жены:

«Я узнала от отца и братьев, что поведение человека на войне нельзя мерить по меркам мирного времени. Конечно, не такого человека, как ты, чья юность и взрослая жизнь прошла на службе, вдали от дома, при постоянной опасности для жизни. То, как ты жил до нашей встречи, — это твоя жизнь. Я не могу судить её. Я хочу только помочь, если бы это было возможно. Я не хочу делать своим счастьем несчастными других. Я знаю, что дети той женщины, Эвники, — независимо от того, твои они или нет, — получат поддержку из наших средств, твоих и моих, а также из средств моего отца».

Полемид мечтает о восстановлении отцовской усадьбы «У поворота дороги» в Ахарнах, чтобы поселиться там с женой и ребёнком. Мир или победа, в результате которой спартанцев выгонят из Аттики, — сейчас это для него всё. Он пишет своей тётке, желая и её возвратить па землю, к тем арендаторам, которые находились там, когда был жив отец. Он даже приценивается к семенам и заказывает по недорогой цене железный плужный лемех у торговца в Метимне. Всё это он грузит на фрахтовое судно Эндия, направлявшееся домой вместе с эскортом флота Алкивиада. Полемид снова на флагмане «Антиопа», поскольку его командир со славой возвращается в Афины.

Алкивиад хотел вернуться с наступлением зимы, но выборы в Афинах были отложены. Ему пришлось остаться за границей, проводя рейды по спартанским верфям в Кифее и убивая время в других подобных делах. Наконец пришло сообщение. Оно не могло быть лучше. Алкивиад снова избран в коллегию десяти стратегов. Избрали также Фрасибула, который привёз его домой из Персии, Адиманта, его собрата по ссылке, и Аристократа. Другие стратеги были либо нейтралами, либо людьми независимых взглядов. Клеофонт, лидер радикальных демократов и самый ярый противник Алкивиада, был исключён и заменён Алкивиадом, головорезом, но ответственным человеком и поверенным Крития, близкого друга Сократа.