– Ну, лекарь, рассказывай да поподробнее. Люблю я тебя слушать.

Я начал с приезда в Москву, с вручения грамотки Демьяна дьяку Короткову, рассказал и о том, как при встрече с боярином его дворовая челядь пса цепного на меня спустила, и о злоключениях наших у Казачьей крепости, и о том, как боярина из плена вызволяли.

Дослушав до конца, Демьян оживлённо потёр руки:

– Ну хорошо, что всё так славно закончилось. Надеюсь, боярин справедливо с тобой рассчитался.

То был даже не вопрос – боярин не допускал сомнений и, видимо, ожидал поток благодарностей за выгодного пациента. Перехватив мой взгляд, Демьян обескураженно притих.

– Хочешь услышать его последние слова?

Я слово в слово передал ему то, что сказал мне на прощание Иван.

– Неправда! – задохнулся от возмущения Демьян.

– Видишь – я только что с дороги, ещё дома не был, торопился тебя известить, как ты и наказывал. Можешь меня обыскать, едва ли ты найдёшь у меня даже полушку.

– Ай-яй-яй! Не узнаю Ивана! – развёл руками наместник, попытавшись возмутиться.

Впрочем, на его сочувствие я не очень-то и рассчитывал: людей, что ниже их, все господа одним аршином мерят. Позволяет им совесть так жить – их проблемы. Как в своё время сказал Бенджамин Франклин: если хочешь крепко спать, возьми с собой в постель чистую совесть. А моя совесть была спокойна – я не оставил дьяка в болезни, несмотря на его козни, и довёл лечение до конца, да и к его спасению руку приложил.

– Поеду к себе; устал с дороги, да и кушать хочется.

– Так что же ты молчишь! Я сейчас прислугу кликну, вмиг накормят, чай – не обедняю.

– Прости, Демьян, я уж лучше к себе отправлюсь – отдыхать.

– Ну как знаешь, вольному – воля. Как отдохнёшь, приходи дня через три – может, видения какие новые перескажешь.

– Непременно зайду.

Я откланялся и ушёл.

Зато дома прислуга встретила меня восторженно – хозяин вернулся! Стол накрыли быстро – скромный, правда. Никто же не ожидал сегодняшнего моего появления, да и запасы оскудели, поскольку деньги были на исходе.

Я перекусил, выдал кухарке денег на провизию. Не след людей, на тебя работающих, в суровом теле держать.

Отоспался, дом обошёл, двор и остался доволен – всё в порядке, чистота везде.

За пару дней отдохнул, подумывая посетить Ксандра. Он всегда встречал меня приветливо, делился городскими новостями, подчас полезными для меня. Надо бы и схрон с золотом под камнем у реки проверить, впрочем, это не срочно – куда теперь спешить? О досадной развязке с лечением московского дьяка Короткова я старался не вспоминать.

И тут, на фоне полного благополучия случилось странное происшествие.

Я наслаждался идиллией домашнего уюта, где было всё для блаженства и в то же время чего-то не хватало – чего-то очень важного, того, что повергало меня в необъяснимую грусть. Но чего?

Я подошёл к окну. По мостовой, стуча колесами по брёвнам, проезжали возки, всадники, проходили люди – в богатых одеждах и простолюдины.

«Куда они все идут, спешат? – раздумывал я. И тут меня обожгла мысль, ясная и горькая: – Их всех кто-то ждёт! А меня?» Вот чего нет в моём доме! Смеха женщины, которая меня любит и ждёт, её горящих счастьем глаз! Только для этого есть смысл преодолевать препятствия, лишения и невзгоды, во имя неё совершать безумные подвиги. В памяти всплыло грустное лицо Вари, спадающие локоны, горячее дыхание.

От нагрянувших воспоминаний перехватило дыхание, неудержимая сила потянула на улицу. Я спустился вниз, прошёл мимо молоденькой кухарки, кокетливо стрельнувшей глазками, распахнул двери, рванул ворот рубахи – мне было душно. Заботливые слуги недавно вымели и помыли двор – здесь было прохладно, и я полной грудью вдохнул чистый, дурманящий свежестью воздух.

И в это время – бывает же такое в жизни – на мостовой раздался цокот копыт и стук колёс подъезжающего к дому возка. Ещё не зная, кто приехал, я рванулся к воротам и вышел на улицу.

Это был возок Вари Матвеевой!

Из возка выпорхнула Варя, покраснела, увидев меня.

– Здравствуй, боярыня.

– И тебе доброго дня, Юрий. Ты что же – имя моё забыл?

– Как можно, помилуй бог!

– Что же не заезжаешь?

– Всё дела. В Суздале был, потом в Москве да Астрахани. Поверишь – в новом доме и месяца не прожил, всё в разъездах. Говорят – тебя поздравить можно?

– С чем же?

– Со сватовством, или я ошибаюсь?

Варвара вспыхнула.

– Правда. Как отец от тебя вернулся, так сразу и засватали. Разочаровал ты его.

– Да я уж понял. И то сказать – дома не было – угол снимал. Зато теперь – дом есть, хозяйки только в нём не хватает. Чего мы во дворе стоим? Пойдём в дом, посмотришь.

Варя стояла в нерешительности.

– Нет, Юра. Я засватана, и не могу в дом чужого мужчины заходить одна. Что люди скажут?

– Экая ты стала. Помнится, ты раньше смелее была.

– Потому как – любила тебя, а ты на меня внимания не обращал.

– Варенька, сама подумай – ты дочь боярская, а кто я? Отдал бы тебя батюшка твой замуж за безродного и бездомного? Потому я не мог претендовать ни на что.

– Веришь ли – кабы позвал, бросила бы всё, на крыльях бы к тебе прилетела. Как теперь с нелюбимым жить?

– Что сделано, того не вернёшь. Желаю тебе счастья. Может – и хорош муж твой окажется, ещё полюбишь.

Варя вдруг прильнула ко мне, поцеловала жарко в губы, отпрянула и села в возок.

– Домой! – бросила она кучеру, не оглядываясь.

Возок уехал, а я ещё долго глядел ему вслед. Как знать, может быть, судьбу свою упустил? Судьба ведь не часто балует подарками, да и не всегда мы понимаем её знаки. Может быть, хватать Варю надо было обеими руками да держать? Вдруг то был мой звёздный час? Обидел хорошую девушку.

Полный грустных размышлений, я поплёлся к себе. Зашёл в комнату, сбросил пояс с ножом и калитой на лавку. На душе кошки скребли. Подошёл к сундучку, достал тряпицу с сокровищами, развернул. Холодный блеск камней и золота не радовал глаз. Я поворошил безразлично драгоценности. Среди них блеснула золотая брошь с крупным бриллиантом. Да это же подарок Марии, дочери герцога Франческо Медичи из Флоренции, которую я на ноги поставил! Славная девушка! Нашла ли ты своего Финиста Ясна Сокола?

Воспоминания о Марии мне были приятны. Я бережно взял брошь и положил за пазуху – ближе к сжавшемуся сердцу.

В комнате постоял у зеркала. Что-то оно пыльноватое, или отражение потускнело – серебро с изнанки состарилось?

Я провёл ладонью по гладкому стеклу, и кисть руки внезапно прошла сквозь стекло. Неужели…