– Братья! – обратился я к молодому галлу, не без интереса наблюдавшему за тем, как я рассматриваю карту на столе, и гопломаху, погрязшему в своих думах.

– Ты что-то придумал, Спартак? – поинтересовался Тирн.

– Я знаю, что мы будем делать дальше! К карте! Я расскажу вам свой план!

Рут и Тирн подбежали к столу и склонились над картой. По мере того как я озвучивал полководцам свой план, их глаза вновь заблестели лихорадочным пламенем.

* * *

Я ждал Тирна и Рута неподалеку от порта у здания одной из таверн, где некогда кипела ночная жизнь, рекой лилось вино и плясали легкодоступные женщины. В обветшалом здании с яркой манящей вывеской не было ни души. К порту стекались последние отряды моего войска, из тех, кому пришлось провести всю прошлую ночь в карауле на гарнизонных стенах. Всякий раз при виде меня гладиаторы приветственно вскидывали руки, я, сосредоточенный, весь увязший в своих мыслях, отвечал своим бойцам короткими кивками, стараясь не обделить никого вниманием. Пусть мало для меня, но я знал, что это значило очень много для гладиаторов, посвятивших делу борьбы за свободу всю свою жизнь.

За двое суток, которые мое войско провело в безопасности за стенами Брундизия, гладиаторы восстановили силы, затянули раны и оказались готовы к новым свершениям. Как нельзя кстати – именно сейчас судьба бросала нам новый вызов, который теперь мы были готовы принять во всеоружии. Я мог ошибаться, когда пытался просчитать Красса, но так или иначе проконсул своим бездействием подтолкнул к действию меня. Теперь уже все было решено, я в который раз взял инициативу в свои руки. Приказы были отданы, и я ожидал, когда мне доложат о ходе их исполнения.

Ждать пришлось недолго. Рут и Тирн подошли к таверне в назначенное время. Мы обменялись крепкими рукопожатиями и сразу перешли к делу. Слишком много неотложных дел, требующих скорейшего разрешения, повисло в воздухе к тому моменту, как состоялся наш разговор. Я огляделся и пристально посмотрел на Рута, который в отличие от своих подчиненных практически не видел сна последние несколько дней. Его глаза покраснели от недосыпа, щеки впали, показалось, что гопломах скинул несколько фунтов.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил я.

– Чувствую себя отвратительно, – усмехнулся гопломах. – Мне станет лучше, когда от слов мы перейдем к делу, брат.

Я улыбнулся в ответ.

– Рассказывай, что тебе удалось сделать!

Рут пригладил бороду и начал говорить:

– Все готово! Как ты велел, к римскому лагерю ходят разведгруппы, усилен караул на гарнизоне, втрое увеличено число патрульных внутри города и у городских ворот. Местные загнаны в порт! Утечка невозможна!

– Ты проверил все лично? – на всякий случай уточнил я, хотя уже знал ответ на этот вопрос.

– Обижаешь! Мне зачитали списки горожан в порту, поданные центурионами с теми, которые мы сделали два дня назад. Говорю же, утечки не может быть!

Я задумался на какой-то миг, пытаясь учесть возможные риски. Не хотелось попасть впросак и самым нелепым образом слить свои планы римлянам. Необходимо было просчитать любую мелочь, которая в итоге могла перерасти в крупную неприятность с далеко идущими последствиями.

– Что в порту? – Этот вопрос предназначался Тирну, который отвечал непосредственно за гавани, доки и пристань.

Тирн замялся и ответил не сразу.

– Мои люди дали понять брундизийцам, что до тех пор, пока корабли не сойдут на воду, из порта можно выйти только вперед ногами. Пришлось провести разъяснительные работы, Спартак, потому что поняли далеко не все, – сбивчиво заявил Тирн.

– Возникли сложности? – насторожился я.

– А ты думал, что дуумвиры сдержат свое слово? – искренне рассмеялся Рут. – Горожане делали все, что от них требовалось, до тех пор, пока не узнали, что ты приказал забивать доки сеном с горючкой! Видел бы ты их лица в тот момент!

– Ты объяснил, что я перестраховываюсь и не собираюсь без надобности палить доки? – спросил я.

Рут выпрямил плечи, а затем вдруг показал мне ладонь, которую медленно сжал в кулак с такой силой, что хрустнули костяшки его пальцев.

– Собаке собачья смерть, Спартак! Я не собираюсь никого уговаривать! – выпалил он.

– Никто не верит в наш успех, Спартак. Никто не стал слушать Артия и Летула. Горожане верят, что смогут оправдаться перед Марком Лукуллом, а заодно потушить доки, чтобы помочь Лукуллу высадиться в порту!

– Глупцы! – Я покачал головой.

Накануне, когда я разговаривал с дуумвирами в последний раз, Артий и Летул крайне болезненно, но все же согласились поджечь доки в порту, понимая, что для меня это единственный выход отрезать Марка Варрона Лукулла от Брундизия, а для них отвести театр боевых действий подальше от стен города. Все было обговорено. Но что же изменилось сейчас? Неужели Артий и Летул не сумели убедить горожан в правильности своих действий?

– Где дуумвиры? – поинтересовался я.

Рут самодовольно хмыкнул.

– Летула разорвала толпа, а Артий покончил с собой.

– Выбросился в море, – добавил Тирн.

Я выругался, не сдержав эмоций.

– Одно твое слово, и порт вспыхнет ярче, чем горели Фурии, брат! Но ты должен знать, что склады забиты сеном, пропитанным смолой. – прошипел он.

Я пристально посмотрел на гопломаха, который не отвел взгляда, уверенный в своей правоте.

– Ты подожжешь склады с товаром? – холодно спросил я, даже не спросил, а всего лишь констатировал то, о чем Рут еще не сказал напрямик. – Я обещал дуумвирам не трогать остальную часть города, и не в моих правилах нарушать данные мной слова!

– Ты хочешь, чтобы горожане потушили доки, Спартак? Вот я нет! Война жестока, брат, ты знаешь это лучше моего. – Рут насупился. – Если не поджечь склады, мне не удастся спалить порт, увы! Ты сам всегда говорил, что на войне цель оправдывает средства. Забудь свои обещания, брат, ты никому ничего не должен! Артий и Летул мертвы, а брундизийцы не сдержали своего слова!

– У каждого есть выбор! – вмешался в разговор Тирн. – Те горожане, у которых осталась хотя бы капелька здравомыслия, могут покинуть город до того, как вспыхнут доки и склады! А такие есть, не у всех в этом городе поехала крыша при виде серебра!

Я ничего не ответил. Наверное, мои военачальники были правы. Горожан, большая часть которых за свою жизнь сделала целое состояние на торговле, сборах и всякого рода пошлинах, удерживала в Брундизии небывалая алчность. Купцы, о которых, собственно, и шла речь, ставили материальные блага выше человеческой жизни и судьбы. Их сундуки доверху были набиты серебром, а дома были наверняка обставлены не хуже особняков самого Марка Лициния Красса, который считался богатейшим человеком во всей Республике. Лишившись складов в порту, они, по сути, лишались жирного куска своей прибыли, который, вполне возможно, исчислялся в годовом эквиваленте их заработка. Но в погоне за серебром они вряд ли понимали, что еще больше стоит их жизнь, за остаток которой они вполне могут сохранить и приумножить свой капитал. Встав перед выбором – сохранить собственные шкуры или спасти склады, – они предпочли второе, похоже, даже не раздумывая ни секунды. Тут уже я ничем не мог им помочь.