Ему стало легче, когда Герадина, виляя бедрами, ушла.

— Иногда она меня раздражает, — сказал епископ больше самому себе, и Элизабет не стала высказывать свое мнение по поводу его фаворитки.

Она прошла за ним в уютную комнату, в которой они разговаривали в прошлый раз. Епископ откинулся на кушетку из красного бархата, снял обувь и вытянул ноги в шелковых чулках к камину. Хотя на смену весне близилось лето, епископ распоряжался разжигать камин в своих покоях по вечерам.

— Ну, дочь моя, чем я могу быть тебе полезен?

Хотя Элизабет сама настояла на разговоре, она не знала, с чего начать. Какие подобрать слова? Существовали ли слова, чтобы выразить то, что она хотела ему сказать?

— Я очень обеспокоена, — сказала она наконец. — Горожане и члены капитула озлоблены.

Иоганн фон Брунн высокомерно махнул рукой.

— Так было со дня избрания епископом меня, эльзасца! Ведь каждая сторона пыталась выдвинуть своего кандидата. Создалась патовая ситуация, которая могла разрешиться только путем выбора иностранца. Они думали, что если я родом из малозначительной семьи и у меня здесь нет поддержки, то мне придется плясать под их дудку. Но они ошиблись, поэтому злятся на меня с тех пор, как заметили, что я живу не их милостями. Тебе не стоит из-за этого волноваться.

— Возможно, так и было, не буду спорить. Но это не единственная причина, по которой капитул и горожане так враждебно настроены. Им неинтересно противостояние, они хотят уверенности и мира, хотят работать и кормить свои семьи. А вы высокими налогами и все новыми поборами не даете им такой возможности. Мельницы, деревни, целые провинциальные города отданы в залог. Епископство разваливается, потому что повсюду не хватает денег.

— Мне это известно, — вздохнул епископ. — Скудость средств преследует меня все время пребывания в должности. Мой предшественник передал мне епископство не в лучшем состоянии.

— Да, я знаю, но ты усугубил ситуацию! — пылко воскликнула Элизабет.

Лицо епископа помрачнело.

— Думаю, это не та тема, которую я должен обсуждать с дочерью. Ум женщины создан не для политики и денежных операций. Ты можешь спокойно предоставить мне управление епископством.

— Я понимаю, что мне не следовало вмешиваться, — согласилась Элизабет примирительным тоном. — Но я беспокоюсь о тебе!

— Ты обо мне беспокоишься? — Казалось, это растрогало епископа. — Не стоит, моя дорогая дочь. Наслаждайся жизнью, которую я могу предложить тебе здесь, в крепости. Нет никаких причин предаваться мрачным мыслям.

— Нет, они есть, — не сдавалась Элизабет. — Тебе не известно, что происходит в городе! Тебя свергнут, если ты не проявишь добрую волю, изменив свою жизнь. Речь идет не только о деньгах, но и об отсутствии морали и порядочности в Мариенберге. — Заметив недовольство и гнев на его лице, она тем не менее продолжила: — Твои праздники слишком роскошны, охота и турниры по уровню соответствуют королевской династии, но никак не епископу! А все эти женщины, танцующие и обольщающие рыцарей, капелланов и викариев! И еще… То, что вы с Герадиной при всех ласкаете друг друга, не производит хорошее впечатление, лишь подогревая гнев подданных и капитула и их решимость объединиться и заменить тебя новым епископом, которого они выберут сами.

Епископ принял надменный вид.

— Ты призываешь меня к порядочности? Подумай еще раз над тем, что говоришь! Ты уже забыла, где провела целый год и что там делала? — Он поднял руку в знак возражения. — Я не хочу слушать подробности. Но тебе не кажется, что это похуже, чем то, что происходит в моей крепости?

Элизабет закипела от возмущения, ведь она не по собственной воле оказалась в борделе! Как он может сравнивать? Как смеет напоминать ей об этом унизительном периоде?

— Ты молчишь? Бог посадил меня на это место, и если ему не понравится, как я живу и что делаю, он меня за это покарает. Я не боюсь в день Страшного суда предстать перед Творцом, чтобы он оценил мои поступки.

Элизабет покачала головой и поднялась: ни одно ее слово не нашло отклика. Епископ смотрел на вещи другими глазами и, по всей видимости, не осознавал своих ошибок. Ее предостережение развеял ночной ветер. Ей не оставалось ничего другого, кроме как ждать, как ситуация будет развиваться дальше.

Целую неделю ничего не происходило. Жизнь в епископской крепости, как и прежде, была праздной. Альбрехт фон Вертгейм не давал о себе знать, также ничего не было слышно о других канониках, как и о городском совете. По крайней мере, вести не доходили до ушей Элизабет, хотя она внимательно слушала разговоры мужчин о политике.

В воскресенье епископ впервые отправился в базилику, чтобы послушать мессу. Герадина сидела возле него, шепча ему что-то на ухо. Элизабет, сидевшая по другую сторону от отца, с трудом могла сконцентрироваться на словах главного викария. Возле нее сидели рыцари фон Кере и фон Зекендорф. Элизабет немного отодвинулась от них, чувствуя, как у нее на затылке шевелятся волосы и сбивается дыхание. Казалось, что ей на грудь давит что-то тяжелое.

«Не глупи, — думала она. — Ты просто терпеть не можешь этих двоих, хотя они пользуются расположением твоего отца. Или, может, как раз поэтому? Они отважные всадники и охотники, азартные игроки и могут за раз осушить кувшин вина. Именно это и нравится отцу!»

— Ах, какая чувствительность! Не тебе осуждать легкомысленность рыцарей.

Нет, не то. Возможно, дело было в том, как они смотрели на нее, вернее, наблюдали за ней. И как Бернхард фон Зекендорф произносил ее имя, заставляя ее содрогнуться.

Пока викарий монотонно пел на латинском языке, Элизабет витала в своих мыслях. Вдруг ей в голову пришла идея. Нет, это невозможно! Но мысль преследовала ее и не давала покоя. Вдруг получится? Элизабет продумывала свои действия, и когда все встали, чтобы выйти из базилики, ей было ясно, что у нее ничего не получится без помощи отца. Все в ней противилось этому, но другого выхода она не видела.

— О да, сделай это! Отличный ход после того, как ты порицала его за расточительность. Он обрадуется!

Ненавистный голос истязал ее. Элизабет металась два дня, пока не решилась обратиться к отцу.

— Что случилось? — ласково спросил епископ.

Элизабет наконец удалось застать его без компании рыцарей и навязчивой Герадины.

— Я хотела бы попросить о помощи, отец.

— Что я могу сделать для тебя, дитя мое?

Элизабет замешкалась, но она уже давно приняла решение и назад пути не было.

— Я хотела попросить денег, — выдавила она наконец, чувствуя, как краска залила ее лицо.

Епископ удивленно посмотрел на нее. Они оба, очевидно, думали о пылких упреках Элизабет относительно его расточительной жизни.

— Что тебе нужно? Пару новых платьев и украшения?