— Нет, спасибо, мои сундуки полны.

Епископ с любопытством взглянул на нее.

— Чего же хочет твое сердце?

— Я не хотела бы об этом говорить, — сказала она.

— Вот как? И о какой сумме идет речь?

— Точно не знаю, — задумалась Элизабет, — но несколько золотых гульденов должно хватить.

Епископ улыбнулся.

— Ну конечно. Пойдем в мой кабинет, я дам тебе деньги.

Элизабет последовала за ним. Епископ отсчитал двенадцать золотых гульденов.

— Этого хватит?

— Думаю, да. Спасибо.

— Если деньги останутся, оставь себе, — махнул он рукой. — А если этой суммы не хватит, не стесняйся сказать мне об этом.

Элизабет поблагодарила его еще раз и положила монеты в кошель. Ее состояние колебалось между облегчением и угрызениями совести.

— Тебе еще что-нибудь нужно?

Она покачала головой.

— Хорошо, тогда я вернусь к своим гостям. Граф фон Генеберг хочет показать мне несколько замечательных лошадей, которых я думаю взять. Не хочешь и себе одну из его горячих гнедых лошадей?

Воспоминания о поездках верхом по зеленым лугам обрушились на Элизабет. Ей стоило немалых усилий, чтобы отрицательно покачать головой.

— Нет, спасибо, отец. Я вполне довольна своими двумя лошадьми.

Епископ пожал плечами.

— Ну, как хочешь. Герадина попросила меня купить ей вороного коня. Будто дело только в масти! — Покачивая головой, епископ вышел.

Элизабет смотрела ему вслед, подавляя гнев. Эта корыстолюбивая змея действительно заарканила ее отца! По крайней мере, что касалось тех желаний, которые можно выполнить с помощью денег. Насколько Элизабет было известно, епископ охотно и щедро тратил то, что вымогал у своих подданных и одалживал у дворян. С чувством вины она посмотрела на двенадцать золотых гульденов в своей руке.

Элизабет подождала, пока рыцари из свиты епископа покинут замок, и сама отправилась в путь. Она решила пойти пешком, чтобы меньше привлекать внимание, чем если бы она въехала в город на одной из ее благородных лошадей. Кроме того, ей не хотелось брать с собой никого из прислуги или стражников, чтобы они не разболтали о ее поездке к друзьям, ведь она не могла рисковать. А человека, которому она могла бы полностью доверять, в замке не было. Больше не было, с тех пор как умерла ее няня.

Элизабет спрятала дорогое, искусно расшитое платье и украшения под темной длинной накидкой с капюшоном, слишком теплой для такого прекрасного дня в начале лета.

Но она выполнила свою задачу, позволив Элизабет неузнанной добраться до предместья Плайхах. В груди у нее все сжалось, когда она пошла по хорошо знакомой тропинке, ведущей от церкви Святой Гертруды через луг к перекошенному зданию у старого еврейского кладбища. Крыша заметно провисала. Сколько зим она еще выдержит?

Элизабет шла все медленнее. Она действительно этого хотела? Девушка взяла себя в руки: она была перед ними в долгу! Пока она дошла до двери, к ней вернулась ее смелость, и Элизабет энергично постучала в дверь. Шаги приблизились. Элизабет сняла капюшон и сбросила накидку, чтобы продемонстрировать все великолепие своего наряда. Дверь открыла Марта, спросив о цели ее визита. Слова приветствия застряли у нее в горле, когда она узнала Элизабет.

— Ты? Зачем ты пришла? Ослепить нас богатством своего платья? Очень мило! Шлюха, которая решила почувствовать себя дворянкой. Хорошая шутка!

Элизабет проигнорировала эти язвительные слова.

— Здравствуй, Марта. Надеюсь, у тебя и других девочек все хорошо.

Марта неохотно что-то пробормотала.

— Я хотела бы поговорить с мадам.

— Ну, если надо, — проворчала Марта и скрылась в доме.

Элизабет не пришлось долго ждать, когда на пороге появилась мадам, окинув ее взглядом с ног до головы.

— Значит, ты все выяснила и снова в милости, — констатировала она.

— Но ты выяснила все раньше, поэтому выгнала меня, не так ли?

Эльза, извиняясь, подняла руки.

— Оставлять тебя было очень опасно. Что мне оставалось делать? Сказать тебе, чтобы ты сходила в Мариенберг и спросила, не разыскивает ли епископ свою дочь? Может, таким образом, я направила бы тебя прямо в руки убийцы, который довел бы до конца то, что не удалось ему в прошлый раз.

— Спасибо, что ты так волновалась за меня, но до сих пор в крепости никто не попытался напасть на меня, — язвительно ответила Элизабет.

— В таком случае тебе повезло больше, чем я предполагала, — спокойно произнесла мадам. — Зачем ты пришла? Ты будешь мне угрожать или накажешь меня? Не забывай: если бы я тебя не приняла, ты умерла бы той же ночью.

Элизабет смотрела на подобострастную мадам и не испытывала к ней злобы.

— Я не собираюсь ни угрожать тебе, ни наказывать тебя. Я пришла сделать одно предложение.

— Пойдем ко мне в дом, — предложила Эльза Эберлин.

Элизабет покачала головой.

— Это касается всех, поэтому я хотела бы, чтобы все присутствовали.

Мадам недоверчиво посмотрела на нее, но затем кивнула и открыла ей дверь. С противоречивыми чувствами Элизабет переступила порог борделя. Его запах вызвал у нее поток воспоминаний. Она решительно отодвинула их в сторону и взглянула на шестерых девушек, которые сидели за столом и радостно, с любопытством или недоверчиво смотрели на нее. Жанель вскочила и, подбежав к Элизабет, тепло обняла. Грет широко улыбнулась и одобрительно кивнула ей.

— Тот факт, что тебя выгнали отсюда, кажется, пошел тебе на пользу. Ты хорошо выглядишь.

— Хорошо?! — воскликнула Жанель. — Она выглядит невероятно! Какой чудесный наряд, а какое украшение! Скажи мне, кто подарил тебе эти вещи? Чьего расположения ты добилась? — Она усадила Элизабет рядом на лавку и подвинула ей бокал.

— Расположения епископа, — сухо сказала мадам и села.

Раздались возгласы удивления.

— Все не так, как вы думаете.

— Что они думают, не имеет никакого значения. Говори, наконец, что ты хотела, и возвращайся в свой мир, пока мы не рассердились.

— Кто здесь сердится? — раздался голос у двери.

Все испуганно вздрогнули. Они даже не заметили того, кто стоял во все еще открытой двери. Палач подошел ближе и посмотрел на Элизабет, высоко подняв брови, но ничего не сказал.

— Никто не сердится. Лиза решила нас навестить. Так что у тебя нет причин оставаться.

Палач скорчил гримасу.

— Моя дорогая Эльза, если бы я не знал тебя так хорошо, у меня, возможно, и не закралось бы подозрение, что ты хочешь от меня избавиться, так как тебе есть что скрывать.