меняет? — непонимающе спросил я и увидел как волчонок оскалил зубы. Видимо, он тоже ощутил его неприязнь и был готов защищаться.

— А то что одна из этих тварей перегрызла горло моему другу и сбежала! Будь моя воля… — он встал и направился в сторону волка, который сделав несколько шагов назад злобно рычал и был готов вцепиться в противника. И тут я вспомнил день знакомства с Михаилом. Он только вернулся из рейда и всячески старался избегать расспросов на эту тему. Я ещё тогда понял, что что-то пошло не так, но и подумать не мог, что все настолько плохо. Я преградил ему путь и выставил вперёд руку. Учитывая габариты Михаила, то рассчитывать на то, что я смогу его остановит было глупо. Тут могла спасти лишь его адекватность.

— Мне очень жаль Миш, но он не виноват в смерти твоего друга…

— Ты! — прокричал парень. — Как ты смеешь защищать его?! Это тварь! А тварей нужно убивать! — он сделал шаг вперёд и наткнулся на мою ладонь и упёрся всей массой.

— Мне очень жаль, но я не позволю, — сделав максимально спокойный голос я всем видом пытался показать, что не боюсь его. Сам же прекрасно понимал, что пары ударов хватит, чтобы отправить меня обратно в медблок. — Он защитил меня, когда я в этом нуждался, теперь я защищаю его. Если хочешь, можешь ударить меня.

Михаил занёс руку. Мое тело сжалось и я приготовился к последствиям своего выбора. Не то чтобы мне хотелось этого, сама по себе перспектива быть избитым, хоть и за правое дело, была так себе, но я был уверен, что поступаю правильно.

— Нет! Просто не мешай мне! — гневный удар пришелся не в меня, а на стоявший рядом стол. И судя по тому как от него откололся массивный кусок, то было большой удачей, что это не мое лицо. Из рассеченной руки на пол брызнула кровь и, видимо, боль была настолько ощутимой, что пыл Михаила мгновенно приостыл. — Пожалуйста, — взмолился он глядя мне в глаза. — Ты не понимаешь, что я чувствую. Я видел…

— Я тоже видел, Миш... На моих глазах погибли трое товарищей, одного из них разорвало пополам, а я и Давид выжили чудом. И эта тварь незадолго до нас расправилась со всей стаей этого волчонка. Мне кажется, убийца твоего друга уже мертва или мертв.

Миша опустился на стул и глянул на свою руку. Выглядела она паршиво… Видимо, крепость костей оказалась меньше дури хозяина, и потому указательный палец под неестественным углом небрежно свисал.

— Я видел Давида… Его тащили на носилках в медблок, одного. Он был весь изувеченный… Я ещё удивился, что он один. Я знал, что он из рейда, но не знал, что вас было пятеро. Я… Мы заходили, когда ты был в отключке. Я, Киря, Жека, Мирон. Выглядел ты не намного лучше Давида, — парень тяжело вздохнул. — Да, наверное, не стоило на тебя срываться. Вы ведь ни ты, ни он и вправду не причем… Просто… — фразу прервал жужжащий ком Михаила. Он взглянул и немного улыбнулся. — Пойду я в общем. Милая жаждет продолжить разговор.

— Может в медблок? — я глянул на руку.

— Может… — задумчиво произнес он. — Но позже… Сочувствие, знаешь ли, чудеса творит.

Миша вышел из столовой и я глянул на ком. Время приближалось к ужину, а дома моя соня спокойно спит, нужно будить.

Я шел к себе с, наверняка, глупой улыбкой, именно такой, что обычно появляется на лице счастливого человека. Мне не нужно было поводов для радости, я просто знал, что дома меня ждёт человек, которому я очень нужен и который нужен мне, и от этого становилось по-человечески тепло и комфортно.

В комнате уже царили сумерки, в которых было сложно что-то разглядеть и лишь еле видный темный силуэт и приятные цветочные нотки в воздухе намекали, что я здесь не один. Сердце приятно набирало обороты рисуя милую картину пробуждения девушки в моих объятиях: ее улыбку, блестящие глаза, поцелуи, ласки…

Я аккуратно присел рядом и провел ладонью по шелковым волосам, они тоненькими паутинками приятно обвивали пальцы, иногда путаясь невесомыми узелочками, но вместо ожидаемой реакции и нежного сонного голоса я услышал лишь жалобный стон и ощутил лёгкую вибрации ее тела. Наклонившись я нежно поцеловал ее хрупкое плечико и ощутил, как жар от него практически обжег мои губы. Сердце на мгновение сжалось и замерло, пока мозг пытался осознать происходящее. Я запустил руку под одеяло и, проведя по мокрой, горячей спине, понял, что мне не показалось — у Алисы был жар. Нет, точнее не жар, а пламя, что просачивалось изнутри через кожу, словно стараясь вырваться на свободу. Она тяжело дышала и постоянно вздрагивала в агонии. Даже моих скромных познаний в медицине хватило, чтобы понять, что дело очень плохо.

Я схватил ее на руки, немного прикрыв простыней. Она совсем не сопротивлялась и безжизненно повисла на мне, издав очередной тяжёлый, жалобный стон. Мне было страшно видеть ее такой, но ещё больше я боялся, что это ее последние минуты жизни, особенно, когда ее дыхание участилось, а тело начало беспрерывно трясти.

Я рванулся в сторону медблока крепко сжимая в руках, наверное, самого дорогого человека на этом свете, которого неустанно покидали жизненные силы. Я пытался с ней говорить, гладить, но она не реагировала и лишь тяжело, прерывисто дышала, дергаясь в жутких конвульсиях.

Мне не было дела до того, что происходило вокруг, кто-то кричал, кто-то спрашивал, но их голоса сливались в непрерывный поток не различаемых шумов. Я просто бежал вслушиваясь в ее дыхание и надеясь, что у меня есть ещё хоть немного времени в запасе, чтобы ей помочь.

Дорога длинной в одну минуту мне показалась безжалостным, бесконечным марафоном по горячей пустыне под палящим солнцем без еды, воды и надежды на спасение. Лишь вбежав в кабинет Шумилова, все ещё слыша тяжелое дыхание Алисы я очнулся увидев на себе презрительный взгляд доктора, что с ненавистью смотрел сквозь меня на выглядывающего из-за спины волка.

— Я же сказал, чтобы сегодня… — он запнулся и перевел взгляд на обмякшую на моем плече девушку и увидел как ее начало трусить. Да что уж там говорить, от нервного напряжения трусить начинало даже меня. — Твою мать! В капсулу ее — быстро!

Я положил