Следствием этого, безусловно, был нарастающий разрыв между уровнем и образом жизни элиты, как ее ни понимай, и состоянием общества. Большинство россиян испытывали серьезные трудности в приспособлении к новым условиям, включая угрозу обнищания и эксклюзии, и были убеждены в том, что элита все меньше следует общественным интересам, что с ее стороны бесполезно ждать помощи или даже сочувствия. Либеральные реформы поначалу шли на пользу только богатым и влиятельным. Доверие падало. Российская элита заслужила все негативные оценки, которые ей дают.

В. Путин, казалось, несколько изменил ситуацию: уровень жизни стал повышаться, хоть и у всех по-разному; олигархов «равноудалили», а некоторых принудили уехать или посадили. Пусть от этого никто не разбогател, все равно приятно. Определенные державно-патриотические и популистские нотки в государственной риторике также воспринимались большинством благожелательно.

Однако затем тенденция снова стала меняться. Социальное расслоение, о котором мы писали как об умеренном, после кризиса 1998 года стало расти: децильный коэффициент вырос с 13, 8 до 14, 8; коэффициент замещения заработной платы пенсиями упал с 37 до 28%. Бедных стало меньше, но они продолжали беднеть. А острая реакция на монетизацию льгот, на Беслан, на идею отмены отсрочек от службы в армии и «сентябрьские» предложения президента показала, что отрыв элиты от общества не только сохраняется, но и воспринимается самим обществом все более негативно. Граждане продемонстрировали готовность выходить на улицы в случае, если их мнение не доходит до власти через нормально работающие демократические институты. Подавление политической оппозиции и ее робость приводят к тому, что связь между элитой и обществом ослабевает – так же как ослабевает и способность элиты к исполнению своей миссии.

Вспоминается стихотворение К. Рылеева «Гражданин»:

Они раскаются, когда народ, восстав,

Застанет нас в объятьях праздной неги.

И в бурном мятеже, ища свободных прав,

В нас не найдет ни Брута, ни Риеги[6].

Я еще вспомнил бы любимого нашим президентом телевизионного аналитика М. Леонтьева. Выступая по «Эху Москвы» 14 сентября 2004 года, на следующий день после того, как В. Путин внес свои предложения по реформированию государственной власти, Леонтьев сообщил, что элита у нас – просто отвратительная, что она вся, подчеркиваю, вся ненавидит Путина, очевидно, за то, что он хочет ее поменять. Запомним эти слова. Если это так, эта элита ни на что не годится, кроме воровства и угодничества, и поэтому она уж конечно не поведет нас к демократии и демократия нам не светит. Да и не надо: главное – порядок навести да сохранить державу. Думаю, примерно таков ход мыслей у многих лиц из путинского окружения, и, разумеется, в интеллектуалах, которые быстро улавливают и озвучивают его, облекая в складные слова, нет недостатка. Любопытно заметить, как различаются высказывания Леонтьева и Рылеева. Рылеев упрекает элиту в том, что она не хочет служить народу, в то время как Леонтьев подозревает, что она не хочет служить власти, конкретно – Путину.

Но я бы не делал чересчур пессимистичных выводов. Суждения М. Леонтьева полезны тем, что, доводя логическую линию до абсурда, они заставляют усомниться в ее состоятельности, усмотреть в ней тайный умысел, оправдывающий власти. Надо различать элиту и верхушку общества, лучших и балласт в элите. Не следует выносить оценки, опираясь лишь на нравственные критерии. Мне кажется, именно это делают А. Здравомыслов и Т. Заславская.

Элита и общество – части одного организма, но вместе с тем между ними всегда есть противоречия. В условиях нормального стационарного развития большинство граждан предпочитают аполитичность, обычные житейские радости, не желая заниматься общественными делами. Они не испытывают неудобства от своего невежества и лени, довольствуются правом голоса, чтобы сменить своих избранников, если они не оправдают надежд. Если их лишить этого права, они не сразу повысят активность, их терпение велико. Но их доверие к власти и к элите будет падать.

Люди, занявшие позиции в элите – деловой, интеллектуальной, политической, так или иначе получают известные привилегии – деньги, власть, влияние, возможность удовлетворять любопытство за общественный счет. Это неизбежно: большинство стремится занять эти позиции именно ради привилегий, материальных или духовных. Такова человеческая натура. Важно, чтобы эти мотивы в конечном счете не оказались единственными или превалирующими в деятельности избранных, чтобы нормы этики и закона обеспечивали приоритет служения элиты общественным интересам. И это тоже хорошо вознаграждается – славой, собственным удовлетворением – конечно, в случае успеха.

Но иногда общество сталкивается с вызовами, и ответить на них должна именно элита. Если элита неспособна выполнить свою миссию из-за отсутствия в ее составе достаточного числа компетентных людей, из-за неадекватности работы социального лифта, да к тому же если правящая элита цепляется за власть и отказывается от законных механизмов ее смены, то она вступает в противостояние с обществом. Тогда возникает социальное напряжение, угроза социального взрыва. Собственно, демократия и нужна, чтобы не доводить до этого.

Многие друзья и единомышленники считают меня непрактичным идеалистом, склонным смотреть на мир сквозь розовые очки, через которые не видны мерзости российской жизни. Жена называет меня простоватым. Наверное, они правы. Поэтому к сказанному мной ниже нужно относиться со здоровым скептицизмом. Но все же я скажу то, что хочу сказать. Я считаю себя принадлежащим, или хотя бы принадлежавшим, к российской элите: все же я был министром федерального правительства, до сих пор пользуюсь авторитетом в качестве эксперта по экономике. Так вот, большинство людей, которые меня окружают, – высококлассные профессионалы – экономисты, юристы, социологи, политологи, преданные своему делу, несомненно, принадлежат к интеллектуальной элите. Они не чужды заботе о своем благосостоянии, что естественно, но я не могу сказать, что материальный интерес – главный мотив их деятельности. Скорее, напротив, большинство из них не согласится на выгодный заказ вопреки своим убеждениям. Российские интеллектуалы сегодня гораздо более интегрированы в мировую науку и общественные связи, чем в советское время, и, стало быть, в массе своей, если говорить о социально-политической проблематике, более компетентны и более подготовлены к исполнению своей миссии. Они и более независимы, чем тогда, хотя и со многими оговорками. Но далеко не всегда востребованы.

Я думаю, что современная российская элита – закономерный результат той трансформации, которую пережила Россия. Она сложилась из того материала, который был в наличии, и использовала те возможности, которые появились при смене плановой экономики на рыночную. Иначе и быть не могло. Революцию начинают идеалисты, а заканчивают жулики и мародеры, приобретающие потом респектабельность. И если смотреть на вещи реально, а не с позиций нравственного идеала, то выносить приговор нашей элите исходя из приведенных оснований нельзя. Мало ли как повернется жизнь.