Следствие этого – утрата стабильности, периодические более или менее острые конфликты, всякий раз явно или неявно наносящие ущерб экономике, социально-политической сфере, имиджу страны, создающие прецеденты беззакония и произвола. Все стороны в этих конфликтах, разумеется, будут нести потери.

Постоянные противоречия между властью и бизнесом, интеллигенцией и властью, левыми и правыми, центром и регионами – дело обычное. Вопрос в том, чтобы лишить эти противоречия разрушительной силы, ввести их в законные рамки и добиться от всех сторон понимания, что жизнь в этих рамках – в интересах каждой из сторон и общества в целом. Единственная известная форма примирения этих противоречий – демократические процедуры, демократия как процесс достижения равновесия и согласия сил, имеющих разные интересы, но готовых принять разумные правила игры. Поэтому в конечном счете демократия – это единственная возможная основа консолидации элиты и тем самым единственная надежда России на развитие и процветание.

Когда мы дойдем до этого, не знаю. Боюсь, в нынешнее правление этого уже не произойдет.

Такие расколы чреваты немалыми угрозами еще по одной причине. До них в начале правления Путина доли недовольных властью в элите и обществе были сравнительно невелики и практически одинаковы. По моим предположениям, после дела ЮКОСа, выборов и «черного понедельника» 13 сентября доля недовольных в элите резко возросла и будет расти дальше. В обществе же еще преобладает поддержка авторитарной власти. Но дальше, если ситуация не изменится, возможны два варианта ее развития.

Либо недовольная часть элиты будет различными способами менять настроения в обществе в свою пользу и добьется этой перемены. Появится пользующаяся поддержкой избирателей оппозиция, которая в конце концов получит власть и с ней возможность преодолеть раскол в элите, изменив введенные Путиным порядки. Правда, возможна победа национал-социалистической оппозиции (Рогозин с Зюгановым), способной еще больше углубить раскол в элите и обществе. Но тогда и выбор пути фактически не изменится, разве что даже попытки либеральных реформ прекратятся, а огосударствление экономики плюс «борьба за справедливость» приведу т к ее стагнации и кризисам. Но и факторы, побуждающие к смене вектора развития, будут усиливаться.

Либо, чтобы не упустить власть, правящая элита пойдет на еще большее закручивание гаек, на репрессии против недовольной части элиты. Трудно сказать, какими могут быть эти репрессии, но опасность их становится все более реальной. Тогда и пример Ходорковского никому не покажется исключением.

Предпочтительный вариант для власти – не прибегать к репрессиям, а внушить страх перед ними, влияющий на поведение всех основных игроков на политической арене. Эта цель уже во многом достигнута, но не ясно, насколько устойчив этот страх. Увеличение числа недовольных будет вести к снижению запуганности, а стало быть, и к повышению риска репрессий с целью поддержания градуса страха. Но в подобных оценках есть и повод для оптимизма: тот факт, что власть в сложившихся обстоятельствах оказалась перед необходимостью запугивания или чистки элиты, свидетельствует о том, что правящая группа сама себя изолирует и способствует консолидации элиты. Вопрос в том, на какой платформе она возможна. Демократов маловато, но реальная консолидация возможна только на демократической платформе. Любой другой вариант влечет за собой углубление раскола и новые неразрешимые конфликты, пагубные для страны, поскольку не решает ее проблем.

Настроения элиты. Декабрь 2004 года:

«На протяжении последних недель думающие люди активно обсуждают неожиданную инициативу галериста Марата Гельмана – проект „Россия-2“.

В России стало грустно и неинтересно. Про Россию стало все понятно. Грустно даже не то, что все независимые ветви власти (парламент, судьи и губернаторы) стали очевидно, хоть и неявно, подчинены Кремлю. Грустно даже не то, что население бездумно продолжает любить президента, несмотря ни на какие происходящие в стране события. Расстраивает не обилие упоминаний президента в эфире федеральных телеканалов, а отсутствие критики в его адрес.

Больше всего расстраивает абсолютная, клиническая беспомощность тех, кого еще несколько месяцев назад было принято считать интеллектуальной элитой нации. Заговоры олигархов, одновременные угрозы со стороны США, Китая и международного терроризма, непременная шпионская сущность гражданских организаций – вот и вся мудрость, которую родила эта элита. Вместо того чтобы смотреть в будущее, лучшие аналитические и экспертные умы ищут аналог текущему моменту в жизни страны в прошлом – кто в монархии, кто в сталинских, кто в брежневских, кто в горбачевских временах. Те редкие интеллектуалы, которые рискуют заглянуть в будущее, выбирают лишь между китайским и чилийским вариантами, в крайнем случае строят прогнозы не дальше, чем на следующий год.

На фоне интеллектуальной импотенции экспертного сообщества государство пытается объединить рассыпающееся в отсутствие культурной платформы общество как умеет – обращаясь к Церкви. В школах вводится изучение основ православия, Церкви бесплатно передаются земли, религиозные праздники становятся выходными.

Культура тем временем продолжает разрушаться дальше. Министерство культуры превращено в агентство по выдаче нищенских зарплат музеям и библиотекам, вместо культурной политики у него теперь сметы. На очереди Академия наук. Художников судят за выставки, писателей – за художественную литературу. Искусством считается то, что прославляет власть, либо то, что может украсить собою концерт после съезда.

В такой ситуации человеку, адекватно воспринимающему действительность, остаются только три выхода:

1) попытаться встроиться в систему власти. Это практически невозможно, поскольку строящаяся властная вертикаль – клановая и состоит только из „своих“;

2) попытаться бороться со сложившейся системой. Это бессмысленно, поскольку в сложившейся системе власти участвует не какая-то клика из нескольких десятков человек, а миллионы заинтересованных и вовлеченных в нее людей – чиновники всех уровней, милиция, губернаторы, мэры, генералитет. Любое противодействие этой системе всего лишь сильнее сплотит ее перед лицом общей опасности;

3) уйти – в эмиграцию, в подполье, в андеграунд. Попытаться существовать вне системы. Для человека внутренне свободного это может быть вариантом, но такой уход непременно приведет к разного рода лишениям – жить в эмиграции тяжело, подпольный художник не сможет участвовать в выставке, писатель не сможет издать свою книгу, музыкант не даст концерт, а ученый не сможет экспериментировать.

Когда жизнь в существующей системе становится невозможна, а жизнь вне системы чревата лишениями и ограничениями, естественной мыслью становится идея создания новой системы. Эта система не должна быть оппозиционна существующей (поскольку борьба, как мы заметили выше, бессмысленна, да и оппозиция – атрибут существующей системы), она не должна быть альтернативной существующей (поскольку культура, замыкающаяся на сиюминутных социальных и политических проблемах недолговечна). Эта система просто должна быть параллельна существующей, находиться от нее на приличном расстоянии и быть полностью автономной. Таким образом, человеку, адекватно воспринимающему действительность, предлагается четвертый путь – поучаствовать в деятельности, никак не связанной с существующей вокруг социальной ситуацией. Жить в сегодняшней России отстраненно от ее проблем, наблюдать за ней, как за экзотическим зрелищем. И попытаться понять, какой могла бы быть Россия будущего, заняться проектированием этого будущего. Россия-2, расположенная в географических рамках России-1, тем не менее, существует в совершенно иной реальности. В России-2 жизнь не делится на президентские сроки. В России-2 2008 год не является годом истины и ничем не отличается от 2007 или 2009 года. Поскольку в существующей действительности СМИ России-1 производят все меньше и меньше новостей, интерес публики будет непроизвольно переключаться на СМИ России-2. И чем больше будет сужаться Россия-1, тем активнее Россия-2 будет заполнять собой образующиеся пустоты.