Холодный блеск глаз Эрика и небрежно выставленный вперед ствол дробовика отбивали всякую охоту заступать ему дорогу.

Он не заметил других полицейских. Он вообще обращал мало внимания на людей. Одни помогали раненым, другие безутешно рассматривали руины своих домов, мастерских, магазинов, третьи бежали куда-то, сами не зная куда.

И это нисколько не интересовало Ларсена. Все здесь были обречены. Как и он сам.

Он мог бы раздобыть тачку и уехать в горы. Эрик видел, как мимо него проносятся автомобили. Он увидел Эйлин в старом «крайслере». Если бы она притормозила, то Ларсен, наверное, уехал бы с ней. Но она не остановилась, и он даже порадовался – значит, он выполнит то, что задумал.

Но предположим, в нем никто не нуждался, и он замыслил нечто бессмысленное? Ответов на вопросы не было.

«Следовало взять машину, – подумал он, – я мог покончить бы с этим раньше. Ведь у меня был шанс. А теперь поздно. Вот полицейский участок и мэрия, тюрьма. Похоже, там никого нет».

Он вошел в тюремное здание. Под обломками массивного шкафа, стоявшего раньше у стены, лежала женщина в форме. Мертвая. И больше никого. Ларсен миновал регистрационный отдел и поднялся вверх по лестнице.

Камеры. Тишина.

Значит, затея бессмысленная. Эрик здесь не нужен. Он хотел было спуститься вниз, но вдруг замер. Если он зашел так далеко, глупо будет не проверить.

Говорили, что вслед за падением Молота нужно ждать цунами. В тюрьме Бербанка сидели те, кто угодил сюда по милости Ларсена. Пьянчуги, мелкие воришки, юные бродяги, утверждающие, что им исполнилось восемнадцать, но выглядевшие гораздо моложе. Их нельзя оставить запертых в клетках, чтобы, забытые, они захлебнулись, утонули как крысы. Они не заслужили такой участи.

Он обязан выпустить их, ведь именно он их сюда упрятал.

Решетчатая дверь, перегораживающая выход с лестницы, оказалась распахнута настежь. Ларсен вошел в блок и включил фонарь, чтобы разогнать тьму. Двери камер открыты – все, кроме одной.

Он подошел к этой камере. В ней – спиной к коридору – стоял Фред Лорен. Правой рукой он баюкал левую и неотрывно смотрел в окно. Он не обернулся, когда его высветил луч фонаря.

Эрик мгновение стоял, разглядывая преступника.

Ни один человек не заслуживает, чтобы его утопили, как крысу в клетке. Никто. Ни воры, ни пьяницы, ни бродяги…

– Повернись, – приказал Лорен. Фред даже не пошевелился. – Давай… или я прострелю тебе колени. Будет очень больно.

Лорен заскулил и повернулся. Он увидел нацеленное дуло дробовика. Полицейский отвел луч фонаря в сторону, направил на себя, чтобы Фред мог его рассмотреть.

– Ты знаешь, кто я? – спросил Ларсен.

– Да. Вы не дали тому другому копу избить меня вчера вечером. – Лорен подвинулся ближе и уставился на ружье. – Это… для меня?

– Я принес его сюда из-за тебя, – ответил Эрик. – Я пришел освободить арестованных. Но тебя отпустить на волю я не могу. Поэтому для тебя я принес дробовик.

– Ничего не останется, – сказал Фред. – Ничего. Но… – он всхлипнул, рыдания клокотали у него в горле. – Но когда наступит конец света? Если бы… Пожалуйста, вы должны сказать мне. Она ведь мертва, да? Она бы не пережила… такое. Она должна была умереть… а я с ней так и не поговорил…

– Поговорил! – Эрик в ярости прицелился.

Перед его внутренним взором возникло воспоминание. Кровать, на которой лежало тело девушки, ее квартирка, ее трогательно маленький гардероб. А Лорен затаился в шкафу. Он выжидал…

В голове Эрика помутилось. Палец напрягся на спусковом крючке – и тотчас расслабился. Он опустил ружье.

– Пожалуйста, – взмолился Фред. – Я вас прошу…

Ларсен быстро вскинул пушку. Он и не подозревал, что у дробовика такая сильная отдача.

В помещении, забитом народом, ревели атмосферные помехи. Огромный экран заполняли бесформенные цветные кляксы, но двадцать мужчин и женщин не отрывались от него, глядя, как вспыхивают и гаснут огни над Атлантическим океаном, Европой, Северо-Западной Африкой и Мексиканским заливом. Лишь Дэн Форрестер продолжал работать. На мониторе над его консолью светилась вычерченная компьютером карта мира. Ученый старательно анализировал все сведения, полученные ЛРД, отмечая места столкновений и используя данные о них в качестве вводных – для новых вычислений.

Чарльз Шарпс думал, что его должны были бы заинтересовать вычисления коллеги, однако никакого интереса он не чувствовал. Он просто наблюдал за окружающими. Приоткрытые рты, выпученные глаза. Все, упираясь ногами, вдавили себя как можно глубже в кресла. При этом люди непроизвольно старались отодвинуться подальше от своих «ослепших» экранов, будто те представляли опасность. Но Дэн работал – движения его были скупы, точны, он печатал, считывал результаты и печатал снова…

– Падение Молота, – пробормотал Шарпс.

«И что теперь мы можем сделать?» – Ему в голову ничего не приходило, обстановка в комнате действовала на него угнетающе. Он встал, подошел к столу у стены. Здесь был кофе и печенье в жестяных банках, и Чарльз налил себе чашку. Задумчиво посмотрел на нее и поднял в шутливом приветствии.

– За судьбу, – вполголоса произнес он.

Остальные тоже начали подниматься со своих кресел.

– За судьбу, – вновь сказал он.

Судьба. Рагнарёк. Человек гордился созданной им цивилизацией, – и какой в ней сейчас прок. Ледниковый период. Век Огня. Топора. А то и Волка…

Шарпс обернулся и обнаружил, что Форрестер направляется к двери.

– Как там дела? – спросил Чарльз.

– Землетрясение, – буркнул Дэн, не оборачиваясь. – Землетрясение, – громко повторил он.

Присутствующие кинулись к выходу.

Шарпс добавил в чашку холодной воды. «Мокка-Ява», сваренный меньше часа назад и доставленный сюда в термосе. Жаль, что его надо разбавлять, зато теперь его можно пить и не обжечься. Когда корабли снова начнут пересекать океаны? Через годы? Десятилетия? Никогда? Возможно, он никогда уже не попробует кофе.

Ученый в четыре глотка осушил чашку и швырнул ее на пол. Она упала, подпрыгнула и откатилась к консоли. Не разбилась – толстый фарфор.

И Шарпс побежал.

Коллеги обогнали Форрестера в холле. Как раз в тот миг, когда Чарльз выскочил из комнаты, за спиной Дэна захлопнулись стеклянные входные двери. Ох уж эта его переваливающаяся походка: парень никогда не был спортивным, но наверняка мог бы двигаться быстрее. Значит, еще есть время?