«Меня могут узнать. Я тот, кто открыл или, как сказал «балахон», придумал Молот…»

Времени оставалось слишком мало, чтобы придумать что-то путное. Тим вытащил из багажника портативный магнитофон. Стражник мчался прямо на него. У юнца была жиденькая светлая бородка, вытянутое лицо исказилось от ужаса.

Хамнер ткнул навстречу ему микрофон.

– Минуту, сэр. Как вы… – громко проговорил он.

Парень, оскорбленный и обманутый в своих ожиданиях, на бегу стукнул кулаком по микрофону и понесся прочь. Два других беглеца и многие из толпы тоже пробежали дальше по улице, к тупику. Жаль, конечно. Какие-то дюжие типы пролетели рядом с Тимом, загоняя «балахон» в разрушенный дом.

Кто-то, однако, задержался возле Хамнера.

Он опять поднял микрофон.

– Сэр! Как по-вашему, почему это произошло?

– Черт побери, все ж ясно… Дружище, те сукины сыны… Проклятые Стражи преградили нам дорогу… когда мы… ехали к Большому Медведю, – задыхаясь, проговорил мужчина. – Они… собирались остановить комету молитвой. Только… не получилось… а мы оказались как в ловушке… И мы уже перебили… половину ублюдков…

Сработало! Почему-то никому не приходит в голову убивать репортеров. Вероятно, из-за немедленной огласки: ведь мир увидит, как ты совершаешь убийство.

Другие громилы тоже остановились и сгрудились вокруг Хамнера. Вряд ли они выстроились в очередь, чтобы расправиться с Тимом.

Нет. Они ждали своего шанса высказаться.

– Откуда вы? – спросил кто-то.

– Из Кей-эн-би-си, – выпалил Тим.

Он порылся в карманах, нащупывая визитку, которую ему дал Харви Рэндолл. На карточке значилось «репортер». Вот она. Хамнер вытащил ее, не забыв большим пальцем прикрыть имя и фамилию.

– Есть у вас связь с ними? – спросил тот же человек. – Пусть пришлют сюда…

Тим покачал головой:

– Это записывающее устройство, а не рация. Скоро прибудет моя группа. Надеюсь. – Он повернулся к первому громиле: – Как вы теперь намереваетесь выбраться отсюда?

– Пешком, наверное, – мужчина вроде бы утратил всякий интерес к Стражам.

– Благодарю вас, сэр. Если не возражаете, подпишите, пожалуйста… – Тим выудил из багажника пачку анкет Эн-би-си. Здоровяк попятился, словно это был не ворох бумаг, а скорпионы, и на секунду будто бы задумался.

– Не надо, дружище. – Он повернулся и пошел прочь.

Другие последовали его примеру. Толпа растаяла, оставив Хамнера в одиночестве возле обломков его автомобиля.

Тим спрятал визитку в нагрудный карман – так, чтобы она высовывалась и читалось напечатанное крупными буквами слово «Пресса» (но имя не было видно). Перекинул ремень магнитофона через плечо. Взял микрофон и пачку анкет. Получилось тяжело и громоздко, но дело того стоило. Правда, смеяться ему не хотелось.

Аламеда представляла собой царство ужаса. Женщина в дорогом брючном костюме прыгала на неподвижно распростертом теле проповедника. Хамнер отвел взгляд. Когда он снова огляделся, вокруг кишели люди с окровавленными монтировками в руках. Один из них резко повернулся к новоприбывшему, нацелил ему в живот громадный пистолет.

Тим сразу же сунул ему под нос микрофон:

– Извините, сэр. Каким образом вы угодили в столь неприятную ситуацию?

Мужчина начал рассказывать и расплакался.

Кто-то тронул Хамнера за локоть. Он помедлил в нерешительности, ему не хотелось выпускать человека с пистолетом из поля зрения: тот продолжал что-то лепетать, слезы ярости катились по его щекам, а дуло по-прежнему было нацелено прямо Тиму в живот. Внезапно мужчина серьезно взглянул Тиму в глаза. Неизвестно, что он в них увидел, но стрелять пока не стал…

«Кто там, черт бы его побрал?»

Этот «кто-то» потянул из руки Хамнера анкеты.

Что?! Эйлин Хэнкок?! Он еще крепче вцепился в микрофон.

Молодая женщина протиснулась поближе, и тогда он отдал ей анкеты.

– Привет, шеф, – произнесла Эйлин. – Трудновато к вам пробраться…

Он едва не упал в обморок. Она не собиралась раскрывать его инкогнито! Благодарение Господу, ей хватило ума не делать этого. Тим кивнул, не отводя взгляда от «интервьюируемого».

– Рад вас видеть, – сказал он без улыбки и, едва шевеля губами, тихо, как будто не хотел мешать мужчине.

– …а если я увижу еще кого-либо из этих сукиных детей, то убью…

– Спасибо, сэр, – мрачно сказал Хамнер. – Вряд ли вы согласитесь подписать?..

– Что? Где?

– Анкету.

Пистолет качнулся. Теперь дуло смотрело Тиму в лицо.

– Ах ты, сволочь!.. – рявкнул мужчина.

– Мы проводим анонимный опрос, – заговорила Эйлин. – Сэр, вам ведь известно, что законы, принятые в штате Калифорния, защищают журналистов, не так ли?

– Что за…

– Нас нельзя заставить раскрыть наши источники, – объяснила она. – Вам не о чем беспокоиться. Таков закон.

– Ах так… – Мужчина огляделся.

Остальные смутьяны куда-то пропали. Дождь усилился. Громила глянул на Тима, на Эйлин, на свой пистолет и разрыдался. Затем развернулся и побрел прочь. Сделал несколько шагов и побежал…

Где-то взвизгнула женщина – коротко и пронзительно. Непрерывно звучали крики, стоны и гром. Неутихающий, где-то очень близко. Дул пронизывающий ветер. На неповрежденном автомобиле, на крыше, примостились двое парней с телекамерами. Невозможно было сказать, давно ли они здесь, но они словно находились на своем личном островке. Отдельно от всех. Как Тим и Эйлин.

– Такие ребята не любят гласности, – заметил Хамнер. – Рад тебя видеть. Я и забыл, что ты работаешь поблизости.

– Работала, – поправила его Эйлин и показала на развалины. – Не думаю, что кто-то теперь станет покупать сантехническое оборудование…

– В Бербанке – никто, – невесело усмехнулся Хамнер. – Рад тебя видеть, – повторил он. – Ты ведь знаешь, да? Что будем делать?

– Тебе решать.

Над ними сверкнула молния. Загремел гром. Холмы Гриффит-парка были сплошь залиты вспышками голубого пламени.

– Надо спрятаться в горах, – произнес Тим. – И быстро.

Во взгляде Эйлин отразилось сомнение. Она показала на молнии.

– Да, одна из них может ударить в нас, – согласился он. – Но у нас будет больше шансов спастись, если мы уйдем из долины. Смотри, какой ливень. Может быть, и…

– Что?

– Цунами.

– Господи. Тогда нам надо в горы Вердаго. Мы доберемся до них пешком. Сколько у нас времени?

– Понятия не имею. Смотря где произошло столкновение. Вернее, столкновения. – Он сам удивился, до чего хладнокровно звучит его голос.