Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что с тобой? – спросила Сандра, видя ее замешательство.
– Я тебе соврала.
Даже не зная, в чем состояло вранье, Сандра ничуть не удивилась:
– Что бы то ни было, это можно поправить.
Мина закусила губу:
– Это неправда, что я не разглядела монстра в лицо.
Сандра застыла на месте, ошеломленная.
– Ты хочешь сказать, что смогла бы опознать монстра?
Девушка кивнула:
– Думаю, да.
Сандра вскочила из-за стола:
– Тогда мы должны срочно идти в полицию.
– Нет! – заорала Мина, хватая Сандру за руку. – Прошу тебя, – добавила она тихим голосом.
– Нужно срочно составить фоторобот, пока его лицо свежо в памяти.
– Я его не забуду до конца моих дней, поверь.
– Неправда: через несколько часов память искажает образы.
– Если я пойду в полицию, мне конец.
Что она имеет в виду? Почему так боится закона? Сандра не понимала, но должна была что-то предпринять.
– Ты хорошо умеешь описывать?
– Да, а что?
– А я умею хорошо рисовать.
В тайной комнате на чердаке виллы стоял штатив с фотоаппаратом для профессиональной съемки. Перед объективом – что-то вроде насадки с цветными пластинками, которые можно менять. Была там разная мебель, чтобы составить мизансцену: скамейка, диван, кушетка. А еще стул перед столиком, на котором стояло зеркало; рядом, на полочке, все необходимое для гримировки. Тональные кремы разных оттенков, пудра, кисточки, помада.
Но Маркуса прежде всего привлек ряд женских платьев, которые висели на плечиках вдоль стены на металлической перекладине. Он посветил фонарем, потом пощупал. Разноцветные, элегантные, вечерние, шелковые, атласные… Пенитенциарий сразу отметил деталь, сразившую его наповал.
Судя по размеру, платья принадлежали не женщине. Скорее, девочке.
Но Маркус боялся, что настоящий сюрприз ожидает его за шторой, скрывающей угол чердака. В самом деле, отодвинув ее, он, как и предполагал, оказался в темной комнате, где Анатолий Агапов проявлял фотографии. Кюветы, кислоты, реактивы, бачок, закрепитель, красная лампочка.
С краю рабочего стола – груда фотографий, все вперемешку. Вероятно, бракованные. Маркус взял несколько штук. Пристроил фонарь, чтобы освободить обе руки, и начал просматривать.
Двусмысленные, диссонирующие, неприятные снимки. На всех – девочка, Аня. В платьях, которые Маркус видел на вешалке.
Девочка улыбалась, казалась довольной, даже подмигивала в объектив. Но Маркус все равно угадывал, насколько ей не по себе, какую сильную неловкость она ощущает.
На первый взгляд тут не было ничего плохого. Секс никак не задействован. Все казалось игрой. Но если вглядеться в эти кадры, в них можно было уловить что-то больное. Больную душу мужчины, который заменил умершую жену дочкой и подпитывает свое безумие, бесстыдно выставляя девочку напоказ.
Вот почему он выпроваживал слуг до захода солнца. Хотел оставаться один, чтобы заниматься этим. Виктор унаследовал отцовское извращение? Поэтому гримирует и фотографирует убитых женщин?
Перебирая фотографии, уже машинально, и чувствуя, как в душе поднимается гнев, пенитенциарий наткнулся еще на один семейный снимок. Он был очень похож на тот, который старуха дала Маркусу в приюте, и на тот, который он обнаружил в ящике стола в кабинете Анатолия Агапова. Отец и близнецы. Снимок, сделанный с помощью автоспуска: Аня улыбается, Анатолий держит за руку только Виктора.
Но на этом снимке девочки не было.
Только отец и сын. То же обрамление, те же позы. То же освещение. Как такое возможно? Маркусу пришла в голову мысль сравнить эту фотографию с той, что лежала у него в кармане.
Кроме одной бросающейся в глаза детали, они были идентичны. Из двух фотографий подлинной, несомненно, была та, где отец держал за руку Виктора.
– Господи, помоги, – невольно вырвалось у пенитенциария.
Фотомонтаж.
Ани никогда не существовало.
9
Светлая девочка существовала только на фотографии.
Она была оптической иллюзией. Отпечатком на пленке, вставленной в фотоаппарат. Не реальной.
На видеокассете, снятой в институте «Гамельн», девятилетний Виктор говорил правду: он не убивал сестру – по той простой причине, что Ани никогда не существовало. Но Кропп и его люди ему не поверили. Никто не верил ему.
Аня была плодом больной фантазии отца.
«Виктор и Аня ладили?»
«Иногда мы слышали, как дети ссорятся, но они часто играли вместе, особенно в прятки».
В прятки, повторил про себя Маркус. Именно так и сказала экономка.
Никто никогда не видел близнецов вместе.
Анатолий Агапов придумал девочку, чтобы удовлетворить свое извращенное сладострастие или просто потому, что был безумен. И принудил сына потворствовать безумию, заставляя его надевать женские платья.
Со временем Виктор осознал, что отец больше любит воображаемую сестричку, и стал перевоплощаться в нее, чтобы получить свою долю родительской ласки.
У него началось раздвоение личности.
Личность мальчика не была окончательно подавлена, порой он снова становился Виктором и опять страдал оттого, что отец его отвергает.
Кто знает, как долго длилась вся эта история и сколько мог вынести ребенок. Но однажды терпение его иссякло, и он решил «убить» Аню, чтобы наказать отца.
Маркус вспоминал рассказ экономки: Анатолий Агапов был вне себя от горя, он отправил гроб с телом дочери на родину и благодаря дипломатической неприкосновенности замял дело.
Но в гробу не было тела, теперь пенитенциарий это знал.
Убив Аню, Виктор добился своей цели, стал свободен. Но мальчик не мог предвидеть, что отец, ослепленный бредом, решит поместить его в «Гамельн» вместе с детьми, которые действительно совершили жестокие преступления, и препоручить заботам Кроппа и его людей.
Маркус не мог вообразить себе худшей судьбы. Виктор от одних мучений перешел к другим без всякой вины.
Это с годами превратило его в монстра.
Он убивает пары, видя в них себя самого и сестру. Мотив – несправедливость, которую он испытал.
Но оставалось еще кое-что.
Поэтому нужно было срочно переговорить с Сандрой. Маркус остановился на станции техобслуживания, чтобы позвонить.
Курс судебной фотографии включал в себя занятия по составлению фотороботов.
Учащиеся менялись ролями: один изображал свидетеля, другой – рисовальщика. Задача простая: научиться наблюдать, описывать и воспроизводить. Иначе они всегда полагались бы только на фотоаппарат. Но в будущем им придется направлять объектив таким образом, будто они рисуют.