Поэтому я уделил особое внимание именно этому аспекту. Ясни, как всегда, решил контролировать процесс обучения, воплотившись в пожилого старичка с седой, аккуратно подстриженной бородкой, в элегантном костюме и начищенных до блеска туфлях. Он стоял сбоку от меня и намеренно брюзгливым голосом недовольного ментора пояснял:

— Твои плетения относятся к предметному-мысленному способу заклинаний. Ты должен наизусть знать, какие возможности таятся в каждом отдельном артефакте. Именно для этого и созданы перстни ментального воздействия. Как, например, тебе удается вызывать саламандр?

— Просто думаю о них, потом приказываю выполнять нужную для меня технику: например, взлететь и обрушиться на голову врага, — забавляясь с фиолетово-серебристыми зигзагообразными «молниями», скачущими между пальцев, откликнулся я. — И перестань ворчать. Тебе не идет образ нудного профессора.

— Как раз наоборот, — возразил Ясни, поглаживая бородку. — Оказывается, в современных одеяниях я не выгляжу тысячелетним старцем. Строго и элегантно…

И неожиданно рявкнул:

— Создай «ледяной ветер»!

Если магоформы создаются с помощью моего воображения, этот «ледяной ветер» должен выглядеть как белесое и стремительное облако с режущими кромками мириад кристаллов. Ну, я так представляю себе разрушительную магию Воды и Воздуха. Ладонь, выставленная вперед, мгновенно заледенела. Находившийся в полусотне шагов кустарник оказался сбрит снежным вихрем, который не прекратил движение и ударил по сухостойной сосне, потерявшей кору от какой-то болезни. С натужным скрипом дерево стало заваливаться, сшибая хвою с веток своих соседок.

Во все стороны брызнула перемерзшая щепа, и одна из них пролетела сквозь Ясни. Фантом спокойно осмотрел костюм, как будто выискивал повреждения от сего безобразия; небрежным жестом отряхнул лацканы пиджака, словно на них был мусор, и удовлетворенно кивнул.

— Вообще-то, я думал, у тебя получится нечто другое, но и это впечатляет. Хороший удар. И главное, цель правильную выбрал. Молодец, природу бережешь, очищаешь ее.

Опять тонкая насмешка в голосе; я хорошо изучил своего призрачного наставника. Значит, что-то не так идет. Но Ясни никогда не скажет прямым текстом, в чем моя ошибка или недоработка. Он пытается стимулировать мою мыслительную деятельности, чтобы я сам докопался до истины. По тем беседам, что у нас периодически возникали, стала понятна истинная цель фантома. Для Ясни я его ученик за долгие века бездействия, и неудивительно, как он вцепился в шанс передать накопленные знания. Ну и льстило, конечно, что мои далекие предки служили Царю Севера и потом — его сыну.

— Не хочешь на мечах подраться? — ласково спросил я.

— У меня нет сегодня настроения, — Ясни как заправской профессор заложил руки за спину. — Да и ты с каждым разом приобретаешь все больше и больше опыта. И не в тренировочных боях, а с матерыми противниками. Помнишь, я тебе говорил, что современный мир потерял прелесть изначальной магии? К сожалению, мои предположения подтверждаются. Измельчало чародейское искусство. Иногда мысли приходят, а зачем людям «Солнечный доспех»? Создано огнестрельное оружие, нивелирующее множество техник Одаренных. Маги перестают быть магами в том смысле, который вкладывала в них природа. Получается, ты получил в свои руки невероятно мощное чародейское искусство, которое безжалостным катком пройдется по любому, кто осмелится бросить тебе вызов. История с архатом Чистяковым убедительно подтвердила мои опасения. Даже таким умельцам нечего противопоставить «доспеху Варахи».

— И что мне делать со всем этим? — я сжал пальцы, на каждом из которых находилось состояние мелкого европейского княжества, в кулак. — Отказаться от своих сверхвозможностей, чтобы показать, какой я справедливый? Или уничтожить всех, кто будет косо на меня смотреть?

— Ты неправильно ставишь вопрос, — Ясни попробовал подцепить носком туфли лежалую шишку, и у него это получилось. — Потому ответы будут тоже неправильные. Я пытаюсь донести до тебя простую мысль: великие деяния свершат твои потомки, а ты остаешься всего лишь связующим звеном между настоящим и будущим. Сильным, самостоятельным и важным звеном в неразрывной цепи происходящего…

— Все-таки ты был в жизни поэтом, — невольно улыбнулся я, вышагивая по сырой земле, накрытой старой хвоей и листьями.

— Я ненавидел поэтов, — признался Ясни. — Большинство из них жрали друг друга как пауки, стремясь стать придворными виршеплетами и попасться на глаза властителю. У меня было любимое местечко в одном винном погребке столицы. Тихо, люди приятные, разговоры умные. И повадились туда ходить эти…горлопаны. Осушат пару бочонков и начинают руками размахивать, читая друг другу свои нетленные поэмы. После третьего учиняли мордобой, к счастью, друг к другу.

— И ты применил к ним методы воздействия, — догадался я.

— Всего-то небольшое внушение, что в этом погребке дают отвратительное, да еще и дорогое вино, что истинным поэтам там находиться зазорно, — скромно ответил Ясни. — Потом хозяин заведения мне десять бутылок отменного нектара в подарок преподнес.

— Так это он попросил? — я рассмеялся.

— Скорее не попросил, а возопил от горя: кто поможет отвадить от сего приятного места пиитов, тому лично подарит «Южный поцелуй». Это вино такое, с южных пределов империи. Действительно, как поцелуй горячей девушки… А ведь тогда я молодым был…

Ясни совсем по-человечески цокнул языком, как будто только что оценил его вкус, и погрузился в печальные думы, совсем забыв, что является призраком, бестелесным духом, давно потеряв возможность ощущать прелести жизни. Я тоже призадумался, поднимаясь по взгорку, заросшему кустарником и березками, и не заметил, как мой призрачный наставник незаметно исчез, оставив меня наедине с природой. На самом верху снег давно сошел; черная земля исходила легким парком под солнцем. Сквозь подлесок хорошо просматривалась терракотовая черепичная крыша моего особняка.

Вдохнув в себя пьянящий весенний воздух, от которого даже голова закружилась, я достал из кармана куртки телефон, подаренный Ульяном, включил его и вошел в список контактов. Нажал на вызов единственного номера и стал ждать. Пока слушал длинные гудки, представлял, что скажу Жароху — а я был уверен, что такая конспирация была затеяна не зря. Да и намеки Ульяна наталкивали на интересные мысли. Жив наставник, жив. Не мог он столь нелепо покинуть земной мир. Впрочем, категоричное отрицание нелепости смерти в корне расходилось со статистикой подобных случаев. Во время службы в Семиречье только при мне случилось два самострела при чистке оружия. Частенько после горячки боя молодые забывали проверить наличие патрона в карабине или пистолете. Вот и думай потом, что это было: судьба уберегла от смерти в перестрелке, а на базе взяла свое.

— Слушаю вас, — откликнулся абонент.

Нет, это не Жарох. Голос мужской, бодрый, и не заметно, что собеседнику далеко за семьдесят лет.

— Даже не знаю, что сказать, — расстроенно произнес я, лихорадочно раздумывая, какая информация мне сейчас нужна. — Один знакомый оставил телефон с вашим номером, вот и решил полюбопытствовать…