Фигг вернулся во двор.

– Они хотят вдвое больше того, что задолжал Джерри. Двадцать пять тысяч.

– Ясно, – произнесла Келси.

– Поедете в «Ураган». Эта фирма отвечает за снос зданий. Их офис находится на задворках Мемориал-Драйв. Там будет мужик, которого зовут Миша.

Итан вздохнул.

– Миша? Класс!

– Когда? – спросила Келси.

– Через пару дней, – ответил Фигг. – Четвертого июля, в восемнадцать ноль-ноль. Немеченой наличкой.

– Спасибо, Фигг! – поблагодарила его Келси и ткнула Фигга кулачком в накачанное плечо.

Ее настроение было заразительным: оно разлилось по дворику и заставило Итана улыбнуться.

– Пока не за что, Келси.

Фигг каким-то образом сумел отстраниться от наведенного оптимизма Келси.

– Ты мне только обещай: если вдруг что-то пойдет не так, вали отсюда быстро! И пусть Джерри сам выкручивается.

– Не волнуйся, Фигг, – выпалила Келси. – У меня теперь есть новые друзья. Они мне обязательно помогут.

Фигг, сощурившись, взглянул на Итана.

– Мы о ней позаботимся! – подтвердил Итан.

Судя по лицу Фигга, он ему не поверил.

И Итан его понимал.

Иногда, когда они оставались одни, как сейчас, ей казалось, что чердак дышит.

Может, из-за того, как тесно они сидели – сплетясь ногами на старом диване, ее рука на его колене, шелест его одежды – в ее ушах… А может, это все летняя жара, из-за которой в неподвижном мареве воздуха был отчетливо слышен любой шорох.

Когда Клип забралась на чердак, она сразу свернулась клубочком рядом с ним, как будто ее тело помнило, как они сидели в прошлый раз. Когда бы это ни было.

Но запомнить все детали оказалось непросто. Она то и дело повторяла одни и те же анекдоты, и он подшучивал над ней. Хотя вообще-то это нечестно с его стороны!

Но иные воспоминания возвращались легко, стоило протянуть руку. Она знала, что Анон появился здесь в субботу, и никто из ее родных до сих пор не ведает, что он прячется на чердаке, даже Лили. Кроме того, Клип не сомневалась, что у него есть другое настоящее имя, но оно очень плохо запоминается, и это раздражает.

Но она не забывала его запах и то, какой он на ощупь, и звук его дыхания. Странно, у ее чувств словно появилась отдельная память, неуязвимая для его дара.

А может, после всех рассказанных историй чердак просто сделался волшебным.

– Слушай, а ты со своей семьей никогда не встречаешься? – спросила она в тот день. – Я об этом раньше не спрашивала, верно?

– Нет, не спрашивала. Я их навещаю раз в год, когда у моего среднего брата день рождения.

– А родители тебя узнают? – осторожно поинтересовалась Клип.

– Вроде бы. Когда мама смотрит прямо на меня, она широко улыбается. Наверное думает, что я уже учусь в колледже, а она и забыла, что я должен приехать. Но она рада меня видеть. Пока не отвернется.

Он помолчал.

– С тех пор, как бабушка приехала жить, стало сложнее: в доме слишком много народа, – тихо добавил он. – Зато в комнатах висят мои фотографии.

Клип притянула его ближе.

– Значит, они по тебе скучают.

– Вероятно…

Он шевельнулся – может быть, плечами пожал.

– Но я уверен, что они удивляются, куда я делся, когда смотрят на мои фотографии. И думаю, что их друзья про меня спрашивают. Полагаю, они что-нибудь рассказывают в ответ. К примеру, историю, которая задержалась у них в голове, хотя про меня они уже не помнят. Мама делает много снимков на Рождество. Я тоже всех снимаю, когда прихожу домой, поэтому у них всегда есть мои свежие фотографии.

– Думаю, именно поэтому она так много и снимает, – заметила Клип. – Но они хоть общаются с тобой?

– Родители – нет. А младший брат меня вообще не помнит. Но Эмиль меня узнает. – Анон рассмеялся. – Еще бы! Я на каждый день рождения дарю ему одно и то же.

– Серьезно? А что?

– Камень.

Клип хихикнула.

– Ничего себе! Мне в детстве камней никогда не дарили.

– И мне. А в прошлом году я ему вручил красный альмандин. Гранат.

– Постой, так не шутишь? Камень в смысле «драгоценный камень», а не булыжник?

– Красный альмандин – это кристалл, окрашенный железом и алюминием. Остальные разновидности граната у него уже есть, так что теперь у него полная коллекция.

Судя по тону, Анон явно гордился своими трудами, и Клип улыбнулась.

– А я и не знала, что у камней бывают разновидности, – прошептала она.

– Эмиль говорит, что они живые. Только очень медлительные.

В его голосе звучала боль, что вызвало у Клип вспышку гнева.

– Твоим маме с папой не следовало оставлять тебя в больнице! Нельзя было с тобой так жестоко поступать.

Не успела она это договорить, как тотчас пожалела о своих словах.

У Анона перехватило дыхание, по телу пробежала дрожь.

– Прости меня, – произнесла она. – Что-то болтаю лишнее. Я идиотка.

– Нет.

Он взял ее за руку – и ее ладонь идеально легла в его руку.

– Просто я тебе рассказал про тот случай в первый же вечер, когда я здесь очутился, три дня назад. А ты до сих пор помнишь.

Клип пожала плечами.

– Разве можно забыть про ребенка, которого бросили в больнице?

– А вы эту историю забыли сразу же после того, как услышали. Тогда голос Жулика выложил вам все еще прошлым летом.

– Ой…

Клип передернуло. Вспоминать тот день было ужасно тяжело. А ведь Жулик тогда как с цепи сорвался.

«Тебе же хочется трахнуть свою сестренку, верно?» – крикнул он, обратившись к ней и Нэту.

Клип давно догадалась, что Нэт в нее влюблен, но после того, как об этом было сказано вслух – да еще в столь резкой форме, – их дружба дала сбой.

Клип знала, теперь их дружеские отношения с Нэтом никогда не будут прежними.

Дар Нэта переплетался с его эго, что вызывало некоторые сложности у него самого. И Клип понимала, что для Нэта она – живое напоминание о том, что обаяние имеет свои пределы.

Анон почувствовал, как она вздрогнула, и притянул ее ближе.

– Не переживай. Хорошо, что вы забыли мою историю, это ведь Жулик тогда вопил как бешеный. Но я рад, что ты все запомнила, когда тебе про больницу рассказал я.

– Точно!

Клип помнила даже голос Анона. Сухой и хриплый, как будто он все еще лежал на узкой койке, больной, умирающий от жажды, одинокий.