сделал шаг назад. Нет, он не боялся. Юный и оттого простосердечный, он не боялся ничего и никого. Ему многому предстояло научиться. Хлебнуть горя. Он отступал, как солдат, который ищет подходящее место, чтобы обрести уверенность и сразиться с врагом.

Аэроп посмотрел на него и кивнул.

– Поклянись, мальчик. Давай же, – настаивал македонский аристократ.

Пердикка нахмурился. Все это ему не нравилось. Его одолевали дурные предчувствия, но если, поклявшись не поднимать восстаний и не посылать жалоб в римский Сенат, они добьются снижения налогов, цена будет не такой уж высокой.

– Клянусь, – пробормотал он.

Долабелла улыбнулся, но снова недоверчиво покачал головой.

– Нет, так не пойдет, – перебил он Пердикку. – Поклянись так, как поклялся ваш вождь: самым священным.

Пердикка все еще хмурился. Как вовремя его будущий тесть поклялся Афродитой! Он готов был последовать его примеру, но думал не о том, как бы ловчее задеть наместника, а о том, какой все-таки замечательный отец у его нареченной.

– Клянусь Мирталой, моей невестой, для меня она – самое святое.

Долабелла несколько раз утвердительно кивнул, словно одобряя клятву. На самом деле он заранее наслаждался ударом, который собирался вот-вот нанести.

– Миртала… Ни разу не слышал этого имени, – заметил наместник с неподдельным любопытством, будто думал не о том, о чем думал на самом деле.

Молодой македонянин выпятил грудь и с достоинством принялся объяснять происхождение имени:

– Миртала – второе из четырех имен, которые мать Александра Македонского носила на протяжении жизни. Сначала ее звали Поликсеной, затем, когда она вышла замуж за Филиппа Второго, отца Александра, – Мирталой, далее – Олимпиадой и, наконец, Стратоникой.

– Ах да, – поморщился наместник, будто ему действительно была любопытна эта история. – Мать Александра… Великая македонская династия, которой вы так гордитесь, считая себя ее потомками и наследниками.

– Да, таково наше происхождение, – горделиво заявил Пердикка.

– Конечно, конечно… – примирительно заметил наместник, но вдруг голос его стал суровым и властным, он повернулся к легионерам. – Взять их!

Приказ привел в замешательство всех, и македонян, и солдат. Но в следующий миг римские солдаты подчинились, обнажили мечи и окружили растерявшихся македонян.

XLVIII

Проклятие Фессалоники

Дом Аэропа, акрополь в Фессалонике

Конец 78 г. до н. э., три часа спустя

Долабелла потянулся и всхрапнул, как обожравшаяся свинья.

Затем поднялся, упираясь руками в пол.

Все это требовало усилий.

С его члена все еще стекали семя и кровь.

Он повернулся к Пердикке:

– А ведь и правда, мальчик, твоя невеста была девственницей. Да, была…

Он рассмеялся, брызгая слюной, которая попадала на обнаженное тело Мирталы, распростертой между толстыми ногами наместника, схваченной легионерами за руки и за ноги.

По кивку своего начальника солдаты отпустили девушку.

– Приведите сюда отца этой потаскухи! – приказал Долабелла.

Девушка поспешно отползла подальше от насильника и через несколько секунд свернулась клубочком в углу, у большого окна, сквозь которое в комнату вливался яркий солнечный свет.

Туда же направился Долабелла, вспотевший и утомленный любовными подвигами. Девушку держали четверо, однако он все равно утомился. Хотелось вдохнуть свежего воздуха, проникавшего через большое окно, откуда открывался вид на Фессалонику. Они находились в доме, принадлежавшем старому и знатному македонскому роду, возведенном на вершине акрополя, на окраине города, так что окно выходило на пропасть. Зато вид был великолепным.

Миртала увидела, что наместник высунулся в окно. Недолго думая, она вскочила с пола и яростно бросилась на обидчика, чтобы одним смертельным толчком столкнуть его в пустоту, даже если для этого пришлось бы самой ринуться вниз.

В соседней комнате

Легионеры отправились за Аэропом.

– Вставай и иди, старик. Наместник требует тебя.

Отец Мирталы поднялся с табурета, который ему выдали, с ужасом думая о том, что увидит. До него доносились стенания дочери и проклятия Пердикки. Не было нужды спрашивать ни о чем. Скоро он узнает о масштабах бедствия.

Он медленно встал и последовал за легионерами. Ужас ожидал его в другой комнате. Привычная жизнь закончилась для Аэропа навсегда.

В главном зале дома наместника

Долабелла почувствовал яростный удар в спину и на миг повис над пустотой, но тут же остановил свое смертоносное скольжение к пропасти, уцепившись руками за края открытого окна.

Миртала толкала его изо всех сил. Молодая, здоровая и полная гнева, она была, однако, слишком маленькой и хрупкой, чтобы столкнуть тучного наместника в пропасть за окном.

– Стража! – завопил Долабелла.

Легионеры окружили девушку, дали ей пощечину и, швырнув на пол, оттащили в другой угол комнаты подальше от наместника, после чего принялись избивать ногами; Миртала защищалась, съежившись, прикрыв ладонями голову.

Долабелла взял себя в руки. Давненько он не видел смерти вблизи. Даже в походе против фракийцев он держался подальше от передовой. И все же на лице его змеилась едва заметная улыбка. Это было особенное утро: он чувствовал себя по-настоящему живым. Он был в ладу с самим собой. И все-таки следовало соблюдать благоразумие.

– Довольно, ради Юпитера! – сказал он легионерам, избивавшим девушку. – Прикончив ее, вы окажете ей услугу. Пусть живет себе и страдает.

Он снова рассмеялся. Он был счастлив. Да, давно он не видел смерти вблизи. Он будто бы вновь оказался в битве при Коллинских воротах, где все складывалось очень плохо для него и для Суллы, но в конце концов закончилось хорошо. Вспомнился Красс с его надменностью. Это несколько опечалило Долабеллу. Глупец полагает, что победил самнитов в одиночку, тогда как успех в том месте обеспечили отборные войска…

– Проклятие Фессалоники падет на тебя… – прошипела Миртала чуть слышно, но достаточно громко, чтобы нарушить размеренное течение мыслей наместника.

– Что ты сказала? – нахмурился он.

– Проклятие Фессалоники падет на тебя… и уничтожит! – крикнула девушка, плюясь кровью, которая сочилась из губы, разбитой сандалией легионера.

– Проклятие Фессалоники? – переспросил наместник, но тут в комнату вошел отец девушки. – Клянусь Юпитером, да это дружище Аэроп, наш хлебосольный хозяин, предводитель высокоуважаемой македонской знати. Полюбуйся, вот твоя дочь. Мы ее слегка разукрасили, к тому же она больше не девственница, но, если этот болван, твой будущий зять, женится на ней, она все равно подарит тебе внуков и обеспечит им славную жизнь, которой вы, слабаки, не заслуживаете. Конечно, жить ей придется на деньги поменьше тех, что я увезу в Рим, к тому же с маленьким римлянином во чреве и уж точно без чести. В остальном ничего страшного не случилось, не так ли? – Он подошел к старику, который не находил слов для ответа. – Но послушай… Есть еще кое-что.

Аэроп не смотрел на Долабеллу. Он видел перед собой только дочь, залитую кровью, свернувшуюся в углу.