— Жил, значит, был мужик. И было у него три сына. И был у него сад. А в том саду росли яблони. А яблоки на них не простые, а золотые. Сладкие-пресладкие. И повадился по ночам в тот сад вор, стали яблоки пропадать…

Мальчики уже спали, Миланя терпела, хотелось сказку дослушать. Но всё же дрёма стала глаза смежить. И было непонятно, то ли это воображение рисовало засыпающей девочки такие яркие картины, то ли уже сон пришёл.

…Как отправился младший сын на своём могучем коне за тридевять земель добывать отцу жар-птицу, по лесам, по полям, по дорогам и глухому бездорожью пробирался он, отыскивая путь, а нашёл себе невесту, да такую, что красотою с зорькой спорит, и помогал ему серый волк…

— И стал младший сын со своей женой жить и поживать. И старого отца не обижать, — закончила Лябзя.

В наступившей тишине было слышно громкое сопение детей.

— Ну, ты и сказочница. Не хуже нашего Добрыни рассказала. Даже я заслушался.

— Да… Так…

— Что-то я раньше такую сказку не слыхал. Сама, что ли, сочинила?

— Вот, скажешь тоже. Небось, не сама, — постеснялась признаться Лябзя.

— Иди сюда.

Лябзя несмело легла к мужу. Тот обнял её за плечи, и поняла она, что теперь у неё будет не так как раньше, а хорошо! А мужиков она тогда боялась потому, что то были чужие мужики… а сейчас свой…

Часть 3. Прощальная

124

— Тебе надо сейчас решать, как дальше жить, — поставил вопрос ребром Ярослав.

Агния хмуро посмотрела на парня и задумалась.

Наступила осень. Золотая и на редкость тёплая. Но так будет не всегда, это ясно. Зимой сторожка понадобиться охотникам. Значит, пора решать, исходя из того, что имеется. А в наличии дела неважные.

Обмотки с ног Агния сняла сама, не дожидаясь назначенного дня, ну и получила. Хромала так, припадая то на одну ногу, то на другую, что непонятно, то ли идёт, то ли кланяется на все стороны и на каждом шагу.

Красота её стала спадать, как чужая личина. К ворожбе утратила интерес. Да и кому ворожить? Дорогу к сторожке желающим заглянуть по ту грань мира Ярослав перекрыл. Сразу и бесповоротно. А дело было так…

Когда очередная востроносая баба заглянула к Власе, то ни с чем и едва живой вернулась из лесу, потому что увидела небывало страшную картину. Слух пошёл от одних торопливых уст к другим любопытным ушам и облетел почти всё село. Что случилось, было не разобрать, ясно только одно — Власы больше нет.

Были смельчаки, которые сами решили удостовериться, правдивы ли слухи, но чем у них там дело закончилось, они никому не рассказывали. Так Власа и осталась в своей землянке непохороненной. Потом, конечно, общество спохватилось, отправилась в колдыбань многочисленная толпа, да поздно. Дверь землянки настежь — видать смельчаки второпях забыли за собой закрыть, а самого тела уже не было, видать, звери лесные растащили.

Востроносые бабы потоптались, потоптались в нерешительности и самые нетерпеливые отправились к Агнии. Авось, она чем-нибудь поможет. Не зря же столько лет крутилась там, где крутиться ох, как рискованно. Пошли. Но наткнулись не на того, на кого рассчитывали. Разъяренный Ярослав гонял этих баб, чуть ли не кнутом, и по всему лесу. Домой опять чуть живы вернулись. А дома уже новая напасть дожидается. Ярослав и тут успел побывать, всё домочадцам выложил. Пришлось юлить, сочинять и на ходу выкручиваться. Зареклись востроносые к ворожеям ходить. Так и жила Агния почти в полном одиночестве. Думала всё о чём-то. И вот уже Ярослав требует решить, как дальше.

— Построй землянку.

— Где? — вздохнул Ярослав.

Ох, и трудно с девкой. Но раз взялся за гуж, надо тянуть до конца.

— В колдыбани.

— Где Власа, что ли жила?

— Нет. Колдыбань большая. Построй подальше от Власы, подальше от людей.

— Ладно, что с тобой делать?

За осень построил невысокую курную полуземлянку. Агния ушла в колдыбань.

Ярослав к ней стал редко заезжать.

А вот бабки востроносые недолго свои зароки помнили. Вскоре протоптали новую тропинку в колдыбани, стали ходить к Агнии, правда, оглядываясь, нет ли Ярослава поблизости.

Но толку от Агнии было немного. Утратила она свою силу. Или вовсе её не было, кто знает? Не чета молодка Власе. Во, у кого силушки немеренной было! Со временем на языках у востроносых сила эта обрастала новыми подробностями, как снежный ком с горы.

А Агния — так. Но на безрыбье и рак рыба.

125

Еремей возвращался из леса: заготовил дровишек на зиму, вот и перевозил. По дороге нагнал двух, и не скажешь, что мужиков — мужей.

Один в чёрном кафтане, старом и потёртом, но благообразная внешность указывала на внутреннее богатство, другой в длинной белой рубахе, несмотря на осеннюю прохладу. Отец Прокопий и волхв. Идут, размахивают руками, о чём-то оживлённо беседуют.

Ну, отец Прокопий, понятно, всегда был душа нараспашку, а таким волхва Еремей ещё не видел. Зато слышал, что сдружились эти два разных человека, после того, как Глеба выходили от хворобы.

Услышали звуки телеги, оглянулись, замолчали. Но, заметив Еремея, не стали скрытничать и продолжили спор, сойдя на обочину, давая телеге дорогу. Еремей невольно услышал часть разговора, хотя толком ничего не понял.

— …подвижные небесные круги.

— …неподвижные звёзды и пять блуждающий.

— Сам наблюдал, пока двигаются с запада на восток, такие петли и зигзаги проделывают, что диву даюсь. Денница кружит, будто девка красная танцует.

— Но шар… Это трудно представить…

— Описано в трудах Иоанна Болгарского. Шестиднев. Довелось почитать…

Еремей уже давно остановился и ждал, не решаясь прервать этот разговор. Наконец, собеседники замолчали, опомнившись и уставясь на него.

— Я подвезти могу, — неловко предложил Еремей.

— А, нет, езжай, мы не торопимся, — отказался отец Прокопий.

Еремей помедлив, обратился к волхву:

— Давно хочу спросить, позволь сейчас это сделать.

Волхв тут же принял свой мрачновато-неприступный вид, но кивнул головой.

— Женщина, что меня принесла младенцем в Берёзовый Кут. Теперь я знаю, что не мать она мне, но всё же хотел бы знать, что с ней стало.

— Приходи завтра. Отвечу на твои вопросы, скажу всё, что знаю сам.

На следующий день Еремей рано утром подходил к сдвоенной сосне. Волхв уже ждал его. Молча пошли дальше в лес. Вскоре на лесной полянке, на широком столбе, Еремей увидел домовину. Понял, что здесь и покоится тело той, что когда-то принесла его в эти края.

— Скажу всё, что