подумал, что Агнес, как ни крути, весьма умна, всё делает правильно и всё правильно говорила епископу.

А тут в комнату с шумом и гамом, с деревянными мечами влетели сыновья барона. И, поначалу не заметив гостьи, занялись своим делами: старший стал сражаться со стулом, а младший тут же полез на колени к матери, а потом и ей в тарелку; и тут почти одновременно увидели они улыбающуюся Агнес и, как по команде, вдруг замолчали и замерли. Уставились на молодую женщину.

— Ну, здравствуйте, кузены мои, — ласково произнесла Агнес, — барон Карл Георг, господин Хайнц Альберт, я ваша кузина Агнес, и фамилия моя, как и ваша, Фолькоф.

Мальчишки были немного обескуражены и с недоверием смотрели то на объявившуюся кузину, то на матушку свою. А Агнес им и говорит:

— Если соизволите подойти и поцеловать меня, вас ждёт большой подарок, что я вам привезла из Ланна.

Волкову это совсем не понравилось. Он почему-то не хотел, чтобы мальчишки целовали эту свою «кузину». Но мать их уже спустила с колен младшего.

— Хайнц, ступайте поцелуйте кузину Агнес. И вы, барон, тоже! И побыстрее, если хотите получить подарок.

И мальчишки, спрятав деревянные мечи за пояса, пошли к гостье, а барон уже и не мог ничего сделать, и та стала обнимать их и целовать в щёки так крепко и так горячо, как будто она и вправду была им родственницей.

А потом, когда отпустила их, просила слуг Волкова принести из её кареты большую коробку из красного шлифованного дерева. А как коробку принесли, Агнес откинула крышку и показала содержимое коробки мальчикам.

И Волков подивился увиденному, и Брюнхвальд покачал головой от удивления, что уже говорить о мальчишках. Они так и вовсе закричали от восторга, так как на тёмном сукне коробки в удобных впадинках лежали две дюжины фигурок, и то были великолепные фигурки добрых людей. Расписной, весь в гербах, рыцарь лежал рядом с тёмным и строгим жандармом, арбалетчик лежал с копейщиком, сержант с протазаном рядом с лёгким кавалеристом, а тяжёлый доппельзольдер — с нарядным аркебузиром.

И пока младший Эшбахт в восторге рассматривал солдатиков, молодой барон схватил из коробки самую яркую фигурку на коне и кинулся к матери.

— Матушка! Смотрите, это же рыцарь!

Элеонора Августа взяла в руки солдатика и осмотрела его, а потом с удивлением спросила у гостьи:

— Тяжёлый! Это, что, серебро?

— Да нет, что вы, — улыбалась та. — Мастер Монс делает таких солдат из олова для настольных потех военных мужей, и дети их очень полюбили. У Монса в Ланне нет отбоя от заказчиков. Еле выпросила у него этот набор.

— Ах, какая прелесть! — восхищалась баронесса не меньше, чем её сыновья. — Как всё прекрасно сделано… Лица, гербы, глаза…

Генерал с полковником, признаться, и сами хотели подержать в руках такие диковинные фигурки, но даже и не взяв их в руки, они понимали, что эти куколки созданы со знанием дела. Что знаменосец, что барабанщик, что солдат с топором — все были просто уменьшенными копиями настоящих бойцов, которых мастер мог видеть в жизни.

Чуть не выронив большую коробку и чуть не рассыпав фигурки, молодой барон и его брат забрали у кузины подарок и убрались в детскую — играть. А взрослые остались за обеденным столом — разговаривать. А как обед закончился, тактичный Карл Брюнхвальд стал собираться домой, приговаривая:

— Расскажу жене о всех новостях в Ланне. Вот подивится.

А вот жёнушка генерала большой сообразительностью не обладала, она так и наседала на «родственницу» с вопросами:

— А нижние юбки в Ланне какие сейчас носят? А едят что? А перчатки какие?

Уже и посуду со стола слуги унесли, и сушёные фрукты поставили, а она всё не унималась:

— А мебель в хороших домах из южных земель? А окна в домах каковы стали? А почём просят за зеркала в человеческий рост?

И Агнес по мере сил ей про всё, что знала, говорила; казалось, ей и самой было интересно рассказывать обо всём своим деревенским родственникам, но Волкову это уже порядком поднадоело, к тому же его тоже, как и жену, мучало любопытство, хотя любопытство его было иного рода, и он наконец сказал супруге:

— Дорогая, дозволь мне поговорить с моей племянницей по-родственному.

— Так говорите, супруг мой, — сразу отозвалась Элеонора Августа. Но встать и уйти и не подумала. А лишь добавила: — Я ж тоже для госпожи Агнес не чужая.

— Я хотел бы поговорить с племянницей наедине, — настоял барон.

— Ах вот как⁈ — баронесса сразу обиделась, ведь ей было очень интересно, о чём супруг будет говорить с Агнес. Но перечить ему не стала и наконец ушла из гостиной гордо и обиженно.

А Волков налил вина себе, а потом и Агнес, которая вдруг села на стул свободно и, чуть подобрав юбки, уложила ногу на ногу; видно было, что «племянница» расслабилась, так как больше не перед кем было выказывать благообразие и скромность, но глаза девушки остались внимательны, она была готова к серьёзному разговору, и тогда он произнёс тихо, чтобы ни слуги, ни жена расслышать его слов не могли:

— Ну, рассказывай, зачем пожаловала?

— Так вы в Ланн Сыча прислали, за мною следить, вот и подумала, что вопросы у вас ко мне имеются. Вот чтобы не было их, чтобы дуроломов своих больше ко мне не подсылали, и приехала.

— Думаешь, что у меня к тебе вопросы есть? — спокойно произнёс барон, отпивая вина.

— Конечно есть. Сыча вы ко мне не подсылали, пока «тётушка» моя в Мален от меня с деньгами не вернулась, — разумно предположила Агнес. И, конечно, она была в том права.

— Непонятно мне стало… — всё так же спокойно продолжает Волков. — С чего же ты ей столько денег дала? И даже расписку не спросила.

— Приехала ко мне, как побитая собака… Всё скулила, что герцог её на молодую поменял… — Агнес смеётся. — А то, что такое случится рано или поздно, она не знала! Гусыня. Вот и дала ей денег в Малене обосноваться, лишь бы нытьё её не слышать. Кстати, всё, что накопила за два года, отдала подчистую графине этой «вхарчевнерождённой».

— От щедрот, значит, осчастливила графиню? — генерал не верит этой роскошной горожанке, которая так разительно переменилась, как только у неё не стало нужды притворяться.

«Это