– Хорошо, что она уснула – если он, конечно, не ошибся. Не хочу сейчас с ней сталкиваться. У нее будут вопросы, которые я не желаю слышать.

Рорк повесил свое пальто поверх Евиного.

– Я проверю результаты поиска и запущу новый с учетом сегодняшних поправок.

– А мне надо посмотреть записи камер из домов Надин и Джейми.

– Мне тоже любопытно. Начнем с этого. – Он протянул руку. – Дай мне диски. А ты свари кофе. Но сначала одно условие.

– Не люблю условий.

– Жаль. Тем не менее мое условие таково: прежде чем лечь, ты примешь успокоительное. Ты бледная, Ева, ты утомлена морально и телесно. Заставить тебя не работать я не могу, лучше помочь. Но после этого ты примешь успокоительное.

– Только вместе с тобой.

– Договорились. – Шагая следом за ней в кабинет, он наградил ее шлепком. – Сворачивай в кухню, милая. Нам нужен кофе.

– Что еще за замашки?

– В самый раз в это время суток!

Но даже в этот поздний час ее ждала работа. Она сварила кофе и положила на тарелку печенье из своего секретного запаса. Увидев все это, Рорк удивленно приподнял брови.

– Похоже на любовь: ты делишься бисквитами!

– Печеньем! Бисквиты – это горячий хлеб, который мажут маслом или соусом. Не забывай, по какую сторону Атлантики ты живешь!

– Неважно, как это называется, главное, что вкусно! – Он взял и надкусил печенье. – Компьютер, первый диск!

Прихлебывая кофе, Ева смотрела, как их неизвестная подходит к двери Надин. Отворачивается, но уже не закрывается. Не прячет волосы. Записи звука снова не было, поэтому голоса она не услышала. А жаль.

– На одежде ничего заметного: ни ярлыков, ни эмблем, ни надписей. Но Надин права: в ней нет пяти футов десяти дюймов. Скорее, пять и восемь. Она знакома с домом. Знает, как встать, чтобы лицо не попало в камеру. Придется искать того, кто видел ее там. Кто-то ведь должен был ее увидеть!

– А вот и девочки! – Наслаждаясь кофе, Рорк разглядывал Саванну и Тэа. – Вот как выглядело их веселье!

Скорее, они смахивают на двух пьянчужек, подумала Ева, глядя, как две дурочки валятся друг на дружку, сияя глазами и безумно хохоча.

– Видишь ее руки? – спросила Ева. – Она сжимает кулаки! Злится. На девчонок? На жизнь? Девчонки раздражают: смеются, болтают. Они ее бесят. Господи, она лезет в карман! В правый. Рука действительно немного дрожит.

– Она с трудом держит себя в руках.

Девушки рванулись в открывшуюся дверь лифта. Тэа на бегу оглянулась.

– Этой Тэа хватило чутья, чтобы уловить что-то темное и опасное, – прокомментировал Рорк. – Для нее стало облегчением вырваться.

– А наша клиентка пытается расслабиться. Медленно сгибает и разгибает пальцы, восстанавливает дыхание, трясет руками.

При выходе подозреваемой из лифта Ева выругалась: отсутствие камер в коридоре сильно усложняет задачу.

– Промотай вперед. Посмотрим на нее на обратном пути.

– Компьютер, пропустить до нового появления объекта.

«Объект больше не появляется на записи камерой лифта, только на внешней камере».

– Запустить.

Подозреваемая пулей вылетела из двери. Ева увидела только ее спину, приподнятые плечи, придерживаемую правую руку.

– Еще раз, только медленно.

Верх головы, спина. Дрожь во всем теле, раненая правая рука.

– Тут ничем не разживешься. Переключи на камеру в доме Джейми.

Рорк так и сделал, а потом по-мальчишески улыбнулся, показывая на экран чашкой с кофе.

– Как тебе разрешение? Кристальная четкость! А ведь он собрал эту систему на коленке!

– Пусть четкость и кристальная, но подозреваемая умна и достаточно владеет собой, чтобы не показывать камере свое лицо. Проклятье! Но она ранена, это видно. Надин устроила ей проблему какой-то жалкой зажигалкой! Возможно, она останавливалась по пути, чтобы приложить лед или принять болеутоляющее. Откуда иначе взялся разрыв во времени?

– Вдруг она просто приходила в себя? – предположил Рорк.

– Тоже не исключено. Только она по-прежнему дрожит и пышет злобой. Останови кадр! Вот тут она теряет самообладание! Мастер-код не сработал, и ей худо. Лицо по-прежнему в тени, но хотя бы частично виднеется. Можешь улучшить изображение?

– Постараюсь. Но потребуется время.

– Назови свою цену.

– Я задешево не продаюсь. – Он обнял ее за талию и провел пальцем по ее ребрам.

– Возьмешь долговую расписку?

– Пожалуй.

– Мы увидели еще один ее кусочек, – сказала Ева. – Крохотный, но полезно и это. Она раскисла, а нам только этого и надо.

Она рыдала, не в силах остановиться. Все, чего она желала в этом мире, все ее надежды, мечты, потребности – все разлетается вдребезги.

Откуда такое невезение? Она все предусмотрела, была так осторожна, так терпелива. Все делала правильно. И все зря.

Больше у нее нет цели, пропал смысл, а вместе с ним радость.

Кожа у нее на кисти и выше сильно обожжена, боль такая, словно в руку вонзили сто раскаленных ножей.

С этим она может сладить, но что толку? Жизни-то пришел конец. Жизнь лишилась цели. Она выдумала себе фальшивое предназначение, раз единственный человек, который был ей небезразличен, оказался пустышкой.

Все вранье, подумала она. Сплошная ложь.

Она положит этому конец. Всем все равно – так всегда было, так и останется. Теперь у нее нет никого и ничего. Она знает, как поставить точку: умереть можно дюжиной способов. Остается выбрать один и погрузиться в окончательное забытье.

Пустая смерть после пустой жизни.

Она вскинула голову. На нее снова смотрела Ева. Ей послышался ее голос. Цель никуда не делась.

Утри сопли! Действуй! Ты знаешь, что делать. И всегда знала. Все остальное было игрой. У нас есть единственный способ быть партнерами, друзьями, быть вместе. У тебя хватит сил? Или ты по-прежнему трусишь?

– Не говори так! Не называй меня трусихой. Ради тебя я убивала. Посмотри, что она натворила!

Она поднесла к фотографии обожженную руку и увидела, что Ева презрительно кривит губы.

Ты зря потратила время на нее и на парня. Все дело в нас. Часы тикают. Шар вот-вот упадет. Год кончается, со старым пора кончать, дорогу новому.

В сердце опять затеплились лучики надежды.

– Вот чего ты хочешь!

Это должно случиться. Ты меня убедила. Ты сделаешь то, что лучше всего для нас. Пора начинать.

– Да, пора. Я знаю, что делать.