— А почему? — спросила Анук, прикрепляя ватную собачку к платью деревянной мадам Люзерон.

— О, это была слишком ценная вещь! Один антиквар даже как-то предложил мне за него сто тысяч франков. И потом, это же фамильная реликвия. А не игрушка.

— Значит, вам так и не удалось с этим домиком поиграть? Какая несправедливость!

Теперь Анук аккуратно пристраивала зеленую сахарную мышку под дерево с кроной из бумажной салфетки.

— Но я же была маленькая! — возразила мадам Люзерон. — Я могла испортить домик или…

Она вдруг умолкла. Я подняла на нее глаза и увидела, что она застыла как изваяние.

— Как странно… — промолвила она через некоторое время. — Я ведь столько лет об этом домике даже не вспоминала. А когда Робер хотел поиграть с ним…

Она вдруг резко поставила чашку на стол, машинально контролируя себя, чтобы ее не разбить.

— Это ведь действительно несправедливо, верно? — произнесла она.

— Вам нехорошо, мадам? — спросила я.

Ее худое лицо стало белее сахарной глазури, и на нем, словно нанесенные чем-то острым, отчетливо проступили все морщинки — как «морозный узор» на поверхности торта.

— Нет, спасибо, я прекрасно себя чувствую.

Голос ее звучал холодно.

— Не хотите ли кусочек шоколадного торта?

Это спросила Анук; вид у нее был встревоженный, сочувствующий; она, как всегда, уже готова была отказаться от своей затеи. Мадам посмотрела на нее голодными глазами и сказала:

— Спасибо, моя милая. С удовольствием.

Анук отрезала ей щедрый кусок.

— А Робер… это ваш сын? — спросила она.

Мадам лишь коротко кивнула, точно клюнула.

— Ему сколько было, когда он умер?

— Тринадцать. Чуть старше тебя, наверное. Никто так и не понял, отчего это произошло. Такой здоровый мальчик — я ему даже сласти никогда есть не позволяла — вдруг взял и умер. Ведь не могло же это просто так случиться, верно?

Анук, глядя на нее во все глаза, молча покачала головой.

— Сегодня годовщина его смерти, — сказала мадам. — Он умер восьмого декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Задолго до того, как ты появилась на свет. В те времена еще можно было заполучить клочок земли на большом кладбище — если, конечно, вы были готовы как следует за это заплатить. Я ведь всю жизнь здесь прожила. И деньги в нашей семье всегда водились. И я, конечно же, могла бы позволить ему поиграть с тем кукольным домиком, если б захотела. А у тебя такой домик когда-нибудь был?

И Анук опять молча покачала головой.

— У меня-то он сохранился, стоит где-то на чердаке. Сохранились даже те куклы, что к нему прилагались, и кукольная мебель. Все сделано вручную, из природных материалов. На стенах венецианские зеркала. Такие игрушки еще до революции делали. Но вот мне хотелось бы знать: хоть один ребенок когда-нибудь играл с этой распроклятой штуковиной?

У нее даже появилось некое подобие румянца, словно это слово, в ее лексиконе запретное, вдохнуло жизнь в бескровное лицо.

— А ты не хочешь поиграть с этим домиком?

Глаза Анук вспыхнули.

— Это было бы здорово!

— Я буду очень этому рада, девочка моя. — Мадам Люзерон нахмурилась. — А знаете, я ведь так толком и не знаю ваших имен. Меня зовут Изабель… А мою собачку — Саламбо. Можешь погладить ее, если хочешь. Она не кусается.

Анук наклонилась и погладила собачонку, а та, извиваясь от восторга, все подскакивала, пытаясь лизнуть ее в лицо.

— Ой, какая хорошенькая! Я очень люблю собак.

— Неужели я столько лет ходила сюда, но так ни разу и не спросила, как вас всех зовут…

Анук улыбнулась.

— Меня зовут Анук, — сказала она. — А это мой большой друг Зози.

Она все продолжала возиться с собачкой и настолько увлеклась этим, что и не заметила, как назвалась не тем именем, как не заметила и того, что знак Госпожи Кровавой Луны так и сияет в окнах святочного домика и сияние это уже заполнило всю комнату.

9 декабря, воскресенье

Метеослужба наврала. Они предсказали снег и резкое похолодание, а на улице пока что дождь да туман. Куда лучше сейчас в нашем святочном домике — уж там-то настоящее Рождество: все вокруг домика покрыто снегом и льдом, точно в волшебной сказке, с крыши свисают сосульки из сахарной глазури, озеро укрыто пушистым снежным покрывалом из сахарной пудры. На расчищенном катке катаются на коньках несколько куколок-взрослых, укутанных в шубы и шапки, а три маленькие куколки (изображающие Розетт, Жана-Лу и меня) строят из сахарных кубиков снежное иглу; еще одна куколка (вообще-то это Нико) тащит к дому елку на санках из спичечного коробка.

Я всю неделю возилась с этими куколками. Готовые я расставляю вокруг святочного домика, где каждый может их видеть, даже не догадываясь, для чего они на самом деле предназначены. Ой, это такое здоровское занятие! Лица им я рисую фломастером, а Зози притащила мне целую коробку всяких ленточек и лоскутков — из этого я шью своим куколкам одежду и все остальное. У меня уже есть Нико, Алиса, мадам Люзерон, Розетт, Ру, Тьерри, Жан-Лу, мама и я сама.

Впрочем, некоторые куколки еще недоделаны. Для их завершения непременно нужно раздобыть что-нибудь, принадлежащее самим этим людям: прядку волос, ногти или лоскуток от той одежды, которую они носят постоянно, — в общем, что-нибудь такое. Между прочим, раздобыть это оказалось совсем не легко. Затем каждой куколке нужно дать имя и присвоить соответствующий магический знак, а потом прошептать ей на ухо какой-нибудь секрет или заветное желание.

У некоторых людей угадать их заветное желание или тайну очень легко. Например, тайна мадам Люзерон в том, что она до сих пор тоскует по своему сыну, хоть он и умер много лет назад, а заветное желание Нико — похудеть, только он начать никак не может; вот Алиса только и делает, что худеет, хотя ей-то как раз худеть совсем не стоило бы.

Что касается тех имен и символов, которые мы используем, то Зози говорит, что они мексиканские. Можно было бы, конечно, выбрать и любые другие имена, но эти гораздо интереснее, да и соответствующие им символы совсем не трудно запомнить.

На самом деле магических символов огромное множество, и, чтобы все их выучить, нужно немало времени. И потом, я не всегда сразу вспоминаю, как именно произносится то или иное имя — уж очень они длинные и сложные, да и языка этого я не знаю. Но Зози уверяет меня, что это не страшно, раз я знаю, что именно означают эти символы. Например, Кукурузный Початок — это символ удачи; а еще есть символ Два Кролика (они делали вино из кактуса); Змея-Орел — символ могущества; Семь Ара — символ успеха; Обезьяна — символ трюкача; изобразив символ Дымящегося Зеркала, можно увидеть такие вещи, каких обычные люди просто не замечают; Госпожа Зеленая Юбка — символ заботы о матерях с детьми; Самый Первый Ягуар — символ смелости и мужества, защищающий от любого зла; а знак Госпожи Лунной Крольчихи — мой знак — это символ любви.