лесу нашел нужную просеку, пригодную для прохода танков, сказал:

— По карте нужный вам пункт по этой дороге и налево.

Полковник даже обнял Ваню. Еще бы! Назначенный час для дислокации его танков в указанном командованием населенном пункте приближался. Бригада ушла. Мы с Ваней остались ночевать в лесу. Утром разбудил нас окрик:

— Корреспонденты?

Группа танкистов окружила нас, напрасно пытаясь отобрать личное оружие, и сопроводила, доставила в штаб бригады. Доложили:

— Арестованные во дворе.

— Какие арестованные? — удивился полковник. — Мне о ЧП не докладывали.

— Вон — двое. Оружие не отдают.

— Ну, и растяпы вы! Это же корреспонденты.

— Не знаем. Комендант штаба приказал доставить.

— Ладно, можете быть свободны.

Полковник пригласил нас с Желтяковым в избу, там подали завтрак, и какой! Как летчики и подводники, мастера танковых рейдов на питание, на снабжение не жаловались. Голодные, мы, не скрывая этого, безжалостно уничтожали свинину, макароны, помидоры, соленые огурцы, грибы...

Вопросительно взглянув на нас, комбриг спросил:

— А... этого... гм... Не против?

— Какого? — невинно поинтересовались мы, отлично зная, о чем идет речь.

— Ну, за выручку, что оказал нам товарищ...

— Желтяков.

— Ну, да. Ваня! Так за него?

И мы с наслаждением выпили здоровье верного моего спутника.

Без их колес и мастерства вождения не работало бы и перо.

1977

ОДНОПОЛЧАНЕ

Павла Артемьевича Трошкина, бывшего соседа моего по дому и приятеля, впервые встретил я в «Известях» после его возвращения с битвы при Халхин-Голе. В затемненной своей лаборатории он проявлял снимки японских бункеров, траншей. Пустыни, степи, японцы, зарывшиеся в землю для фанатической обороны или взятые в плен.

Он был возбужден, но отнюдь не печален. Солдат по натуре! Сражение в Монголии было для него первым военным испытанием, он выдержал его с честью. Недаром в годы войны против фашизма стал другом столь же смелого Константина Симонова.

...28 июня 1941 года. К полудню мы в редакции. Тогдашний наш «главный» Лев Яковлевич Ровинский, обычно мягкий в обращении с сотрудниками, по-военному строго давал направление:

— Петру Белявскому и Константину Тараданкину — на юг. Михаил Сувинский остается пока в Средней Азии, писатели Борис Лапин, Захар Левин, Лев Славин (в первые недели войны они были причислены к «Известиям») получат указания от начальника военного отдела. Фотокорреспонденты Павел Трошкин, Николай Петров, Самарий Гурарий, Александр Егоров будут действовать вместе с Петром Белявским, Константином Симоновым и Евгением Кригером на Западном фронте. Выезд немедленно, сегодня!

Думали мы достигнуть линии фронта по ту сторону границы с Германией, а, к отчаянию нашему, не проехали, не прошли дальше окруженного с юга, севера и востока Могилева — на западе обреченная дивизия сдерживала бешеный натиск гитлеровцев. В очерке о Константине Симонове мною рассказано, как он отказался остаться в стороне, когда Павел Трошкин снимал разбитые нашей дивизионной артиллерией гитлеровские танки явно на виду у противника, прозевавшего в тот ранний час «русского разведчика».

Так мужество и самообладание дали возможность Трошкину опубликовать в нашей газете первые снимки битой стальной техники врага.

Там же рассказано о том, как мы, пятеро журналистов со своим одиноким пикапом, едва не попали в лапы к немцам на пути в «тыл» из Могилева к Чаусам в Белоруссии, — упоминаю об этом для того лишь, чтобы напомнить: Павел вел себя, пожалуй, наиболее решительно, по-пластунски пробравшись на окраину рощи и выяснив, что неведомые нам машины, шедшие к Чаусам, — танки, и не советские, а нацистские!

Смоленск... Бивак газеты Западного фронта «Красноармейская правда». Там Алексей Сурков, будущий начальник военного отдела «Известий» Николай Баканов, правдист Оскар Курганов, художники Орест Верейский, Андрей Гончаров — последователь замечательного графика Алексея Фаворского, приятель Верейского и мой, тоже график Виталий Горяев. Трошкин был быстр в движениях, общителен, отзывчив, неистощимо весел. У командиров, солдат, генералов он вызывал чувство уважения и симпатии искренностью, храбростью, умением обращаться с оружием, особенно с автоматами, нашими и трофейными. Нередко состязались мы в стрельбе по мишеням. Павел — всегда на первом месте. Но даже и я при моей близорукости попадал из винтовки в «яблочко» с расстояния в сто метров.

Любил Трошкин и потанцевать с девчатами, медсестрами, связистками; они шли на это охотно, друг мой был очень хорош собой. Мог и выпить в удобный для того час, но никогда не пьянел. Обольщая интендантов, для нас первых добывал шерстяные офицерские (а мы и были офицерами) галифе, гимнастерки, хромовые сапоги. Щеголеват был.

Сталинград... Поздняя осень 1942 года. Мы живем рядом с Политуправлением фронта в приволжском селе Средняя Ахтуба (я за невзрачный вид и ненастную пору называл ее — Нижесредняя Ахтуба). Краснозвездинцы Василий Коротеев, похожий своей худощавостью и выправкой на юнкера Леонид Высокоостровский, известинец Леонид Кудреватых, писатели Константин Симонов и Андрей Платонов.

Переправа с левого берега Волги на правый... Буксир «Абхазец» капитана Хлынина и комиссара, журналиста по профессии Комлева, матроса Марии Ягуповой, раненной в голову, подлечившейся в родной деревне и вернувшейся в невыносимый ад переправы... Под обстрелом мы с Павлом, миновав под осколками привязанную к корме «Абхазца» баржу, поднялись на палубу буксира, поближе к надстройке машинного отделения, ночь выдалась холодная.

Вот и штаб командующего 42‑й армией, будущего маршала Василия Ивановича Чуйкова. Прощаясь, милый и теперь пишущий мне Комлев спрашивает:

— Ну, мы — работники переправы. Мы обязаны. А вам зачем лезть в пасть крокодилу?

— У вас своя профессия. У нас — своя. И тут мы с вами равны.

Отделы штаба разместились в прорытых в толщу прибрежного откоса тесных норах. При взрывах бомб на головы офицерам сыплются песок, комки глины, всякая дрянь. Услышав рев приближающихся «юнкерсов», пожилой дозорный кричит находящимся вне укрытий:

— Хожде-ние-е!

Падает, перевязав руку, раненную минуту назад, снова звонит в колокол: «Хожде-ние!..»

Павел торопится. Вместе с кинооператором Софьиным собирается проникнуть поближе к неприятелю.

— А ты, Женя, останься. Со мной Софьин, ранит кого-нибудь из двоих, вынесем один другого.

Это напоминает Трошкин о нашем правиле под Москвой: нужно, не нужно — всегда рядом! Друг выручит из беды друга.

— А сегодня ты нам не нужен, Женя, только мешать будешь, лишняя мишень для немцев,