— Правда? — Паслен залился румянцем от удовольствия. Но потом его охватило чувство вины. — Он помог мне вскрыть замки. Он меня благословил. Наверное, я должен стать его последователем, но я не могу. Не чувствую в себе такой тяги.

— Во что мы верим, не так важно. Главное, что верим, — произнес монах мягко и поклонился Паслену, которого подобное проявление уважения поразило до глубины души.

Кендер неловко поклонился в ответ, и от этого движения кое-какие ценные вещи, о наличии которых он совершенно позабыл, выпали у него из карманов. Он бросился вылавливать их из воды, что-то успел поймать, что-то признал потерянным навеки и, только покончив с этим, осознал вдруг, что монах со своим факелом исчез.

Но теперь Паслену уже не нужен был свет. Его заливало странное янтарное свечение, которое он уже видел раньше.

Кендер вышел из грота, думая, что никогда в жизни не был так счастлив выйти откуда бы то ни было, и обещая себе, что никогда, никогда в жизни не войдет больше ни в одну пещеру. Он огляделся, надеясь еще поговорить с монахом, поскольку не вполне понял его слова о вере.

Монахов нигде не было.

Зато был Рис. Он сидел на холме, пытаясь успокоить Атту, которая лизала ему лицо и руки и пыталась запрыгнуть ему на колени, едва не опрокидывая хозяина на землю от избытка чувств.

Паслен издал радостный вопль и помчался вверх по холму.

Рис обнял его и прижал к груди.

— Спасибо, друг мой, — сказал он, и голос его сорвался.

Паслен засопел было, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, но в этот миг Атта прыгнула на него и повалила на землю, слизывая соленую влагу.

Когда Паслен, наконец, сумел отпихнуть от себя взволнованную собаку, он увидел, что Рис стоит, глядя на море, и на лице его отражается изумление.

Серебристый холодный свет Солинари заливал остров посреди моря. Красные лучи Лунитари освещали Башню, черную на фоне звездного неба, направленную вверх, словно обвиняющий перст.

— Разве это было здесь раньше? — спросил Паслен, почесывая голову и доставая очередного жука.

— Нет, — ответил Рис.

— Ух ты! — воскликнул кендер, пораженный. — Интересно, кто это сюда притащил?

Он даже не подозревал, что тот же вопрос задавали себе Боги.

Первым, что увидел Чемош, войдя в замок, был Азрик Крелл, живой и здоровый, голый, как в тот день, когда он (ногами вперед) вышел из материнской утробы. Наводящий ужас Рыцарь Смерти сидел, съежившись, в углу огромного зала, оплакивая свою судьбу, и трясся.

Заслышав шаги Повелителя Смерти, Крелл вскочил на ноги и закричал гневно:

— Смотри, что она со мной сделала, Повелитель! — Его голос поднялся до визга. — Смотри!

Чемош посмотрел и тут же пожалел об этом. Зрелище голого тела мужчины средних лет, дряблого, с бледным выпяченным животом, заросшим волосами, даже у Бога могло вызвать приступ тошноты. Чемош смотрел на Крелла с отвращением, смешанным с гневом.

— Значит, Зебоим все-таки до тебя добралась, — холодно произнес он. — Где она?

— Зебоим?! Это была вовсе не Зебоим! — Крелл с ненавистью заколотил по воздуху руками, словно избивая кого-то. — Это сделала Мина! Мина!

— Не лги мне, слизняк, — процедил Бог, но, хоть и отвергая обвинение Крелла, он все же ощутил, как сомнение черной тучей наползает на разум. — Где Мина? Под замком?

Азрик принялся хохотать. Лицо его подергивалось от ненависти и страха.

— Как же, под замком! — повторял он. Смех булькал у него в горле, словно это была лучшая шутка, какую он когда-либо слышал.

— Это убожество совсем спятило, — пробормотал Чемош, ушел от бредящего Крелла и отправился искать Мину.

Ночь была залита янтарным свечением, пробивавшимся в окна, просачивающимся сквозь трещины в стенах и швы между камнями. Оказалось, что Чемошу трудно смотреть на этот свет, он прикрыл руками свои бессмертные глаза, и его сомнения усилились.

Он направлялся в покои Мины, когда замок пошатнулся и стены задрожали. Рокочущий низкий рев, который он уже слышал однажды, заставил его замереть в изумлении. В последний раз он слышал подобный звук, когда рождался мир. Поднимались горы, их прорезали пропасти, моря были белыми от пены, и все дышало величественностью творения.

Чемош попытался рассмотреть, что происходит, но свет был слишком ярок. Он взбежал по ступенькам на стену и окаменел.

На только что возникшем острове из черного камня стояла Башня Кровавого моря. Она сияла янтарным светом, и там была Мина. Женщина протягивала к Повелителю Смерти руки, и его ослепленным глазам показалось, что она держит башню на ладонях. Затем она упала на каменные плиты и осталась лежать неподвижно.

Чемош мог лишь смотреть.

Из моря поднялась Зебоим, прошла по воздуху и встала над Миной.

Трое кузенов оставили свои небесные дома и спустились посмотреть на Мину.

Рогатый Саргоннас перешагнул через стену замка, остановился во дворе и воззрился на Чемоша. Кири-Джолит, вооруженный и одетый для битвы, тоже пришел, рядом с ним была Белая Госпожа, Мишакаль, прекрасная и могущественная. Явились Хабаккук и Бранчала со своей арфой — ветер шевелил ее струны, производя траурный звон.

Моргион, невидимый для остальных, стоял в тени, оглядывая всех с ненавистью. Чизлев, Шинар и Сиррион застыли рядом, охваченные изумлением. Реоркс поглаживал бороду. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но, почувствовав тяжесть висящего в воздухе молчания, Бог гномов захлопнул рот и смущенно поглядел по сторонам. Хиддукель был мрачен и взволнован, уверенный, что все происходящее плохо отразится на делах. Зивилин и Гилеан пришли последними, оба что-то горячо обсуждали, но умолкли, увидев остальных Богов.

— Одного из нас нет, — сказал Гилеан сурово. — Где Маджере?

— Я здесь.

Маджере медленно прошел между ними, не глядя ни на кого. Он смотрел лишь на Мину, и на его лице застыла невыразимая тоска.

— Зивилин сказал, ты что-то знаешь об этом.

Маджере не сводил глаз с Мины.

— Знаю, Бог Книги.

— И как давно ты знаешь?

— Много, много эпох, Бог Книга.

— Почему же держал это в тайне? — спросил Гилеан.

— Это была не моя тайна, — ответил Маджере. — Я дал нерушимую клятву.

— Кому? — требовательно спросил Гилеан.

— Тому, кого больше нет среди нас.

Боги стояли молча.

— Полагаю, ты говоришь о Паладайне, — заявил Гилеан. — Хотя среди нас нет и кое-кого другого. Это имеет какое-нибудь отношение к ней?

— К Такхизис? — резко спросил Маджере. Голос его посуровел. — Это она во всем виновата.