блуждающие огоньки на елке, а за стеклянной дверью висела табличка «ЗАКРЫТО».

Табета почувствовала, как внутри у нее все сжалось от отчаяния. Единственный раз река попыталась вознаградить ее за всю нищету прошлых лет, а она выбросила ее подарок – поддалась чертову желанию верить и любить.

Она уже нагнулась, чтобы подобрать камень и бросить его в дорогую витрину Артура Соамеса, как ей пришла в голову идея сделать то, чему ее научил Коротышка за пару недель до того, как его убил водяной. Ей потребовалось некоторое время, чтобы найти среди булыжников шпильку для волос, но в конце концов она обнаружила одну, и после нескольких тщетных попыток замок в двери Артура Соамеса открылся.

В темноте стеклянные украшения на рождественской елке мерцали еще загадочнее, но у Табеты они вызывали лишь одно желание: все сорвать и разбить. За прилавком она обнаружила дверь, а за дверью – крутую лестницу, ведущую к следующей – железной – двери в подвал. Из-за нее пробивался свет, и Табета почувствовала жар, словно в подвале Соамеса скрывался спуск в преисподнюю.

Дверь была не заперта, и Табета приоткрыла ее ровно настолько, чтобы заглянуть внутрь, – и чуть не закрыла вновь: за дверью в помещении без окон роилось множество огненных эльфов, их было что пчел в улье. По слухам, жала их смертоносны, и, судя по их злобным красным лицам, они только и ждали случая пустить их в ход. Табета отважилась проскользнуть внутрь, лишь когда все они собрались в дальнем конце помещения вокруг каменной чаши, полной расплавленного стекла.

Огненные эльфы жужжали от возбуждения, а некоторые из них тянули вверх нити горячей массы, подобно жидкой пряже, и несли их к стеллажу с недоделанными блюдами и вазами. Табета не могла отвести от них взгляд. Артура Соамеса она обнаружила, только когда один из эльфов капнул расплавленным стеклом ему на плечо. Сам стеклодув этого не заметил. Он сидел у своего верстака, а перед ним стоял бокал на тонкой ножке. Не шевелясь, он пристально разглядывал бокал, словно много часов не делал ничего другого, и поднял голову, лишь когда к нему приблизилась Табета.

– А, это ты, – сказал он. – Похоже, не стоит спрашивать, как ты прошел через запертую дверь. Достаточно на тебя взглянуть – и сразу ясно, что ты вор.

– Вор – вы, – возразила Табета. – Этот бокал мой. Я нашел осколок в реке.

– Да ну?! Кому это интересно? Думаешь, тебе хоть кто-то поверит? Или однорукой дочери женщины, которую за спиной все называют ведьмой? Вы обе меня обманули. Это настоящий бокал, приносящий свинец и золото. Я с самого начала это подозревал, а огненные эльфы подтвердили. Волшебные вещи притягивают их, а от этой якобы копии они совершенно голову потеряли.

Табета его почти не слушала. Или однорукой дочери женщины, которую за спиной все называют ведьмой? Она была такой счастливой. Такой до нелепости счастливой. Пока не вспомнила собственные слова. Все те слова, что она буквально плюнула в лицо Офелии, – яд, настоянный на годах одиночества.

Над готовым бокалом кружили два огненных эльфа. Гигантские глаза насекомых занимали пол-лица, а красные тельца отражались в сосуде танцующими языками пламени. Артур Соамес был большим мастером своего дела и преобразил выкопанный Табетой из речного ила осколок в такой совершенный бокал, что даже она не могла обнаружить в нем первоначальный кусочек. Выгравированные рисунки плавно переходили один в другой, а по краю тянулась тонкая золотая линия.

– Да, смотри-смотри! Ты все еще думаешь, что он твой? – Лицо Артура Соамеса блестело от пота и гордости. – Взгляни, что мои руки сделали из этого жалкого осколка. Мы с эльфами вернули бокалу его форму и красоту, – настоящую форму, которая соответствует его магии. В твоих руках он бы оставался просто бесполезным осколком былого великолепия, утраченного навсегда.

– И все-таки он мой, – повторила Табета, хотя гудение роящихся вокруг Соамеса эльфов превращалось в яростный хор. – Река подарила его мне, а не вам.

Стеклодув, высоко подняв свое произведение, разглядывал его со всех сторон:

– Ах да, река. Так ты наверняка веришь и в сказки о бессмертном эльфе, который сделал этот бокал и бросил его в Темзу, чтобы поделиться его волшебством с человеческим отребьем, вроде тебя?

Он прищелкнул пальцами, и огненные эльфы окружили Табету таким плотным кольцом, что она ощущала на коже исходящий от них жар. Она пыталась вспомнить холод на улице, чтобы смягчить боль. Но ощущала только огонь.

– Они убьют тебя, если прикажу, – сказал Артур Соамес. – Так что веди себя прилично. Можешь посмотреть, как я демонстрирую волшебство, которое творит бокал, дарующий свинец и золото, когда его пробуждает к жизни рука мастера.

Взяв наполненный водой стакан и отлив немного воды в бокал, он в несколько глотков осушил его и вытер носовым платком нитку губ.

– Вперед, Артур! – сказал он самому себе. – Пришло время подумать о чем-нибудь печальном. О чем-нибудь поистине душераздирающем. О глубочайшем несчастье. Может, о смерти твоего отца? Нет… Может, о кончине второй жены?

Он провел рукой по щекам.

– Ничего? Ну тогда… – Он нахмурился. И улыбнулся. – О да! Так будет намного лучше.

Его глазки-изюмины влажно заблестели.

– Эта вещь была самой изысканной из всего, что я когда-либо производил, а глупой бабенке потребовалось несколько дней, чтобы ее разбить.

Слезы потекли по его щекам, капая на стол.

Артур Соамес уставился на деревянную столешницу, словно ожидал, что там прорастут цветы, – и поразительно грубо выругался, когда на том месте, куда упали слезы, образовались крошечные кусочки свинца. Поспешно вытерев носовым платком глаза, он смотрел на оставшиеся на ткани серые полосы. Он разглядывал их довольно долго, а вокруг него роились огненные эльфы.

Все они позабыли о Табете, и она успела тихо сделать несколько шагов к двери, когда Соамес поднял голову:

– Иди сюда! – Он махнул рукой, подзывая ее к себе. – Или хочешь, чтобы я еще раз напустил на тебя эльфов?

Подойдя к столу, Табета во все глаза смотрела на лежащие на нем свинцовые слезы, похожие на речную гальку.

– Как видишь, магия у меня работает, – продолжал Артур Соамес. – Однако не так, как я надеялся. Должен признать: обычно, когда жизнь наносит мне удар, я слез не лью – как-никак я один из самых уважаемых жителей этого города. Ты же выглядишь достаточно жалкой, и слез у тебя наверняка в избытке. Уверен, что любая минута твоей жизни дает множество поводов их проливать. Так почему нам не посотрудничать? Ты выпьешь из бокала и прольешь пару слезинок, а результат мы поделим.

Табета наблюдала за тем, как он вновь наполняет бокал водой. Она не спрашивала, что будет, если она откажется. В прошлый раз огненные эльфы явно наслаждались полученным заданием нагнать на нее страху.

У воды был вкус огня. И серебра, если такой вкус вообще существует. Как только Табета собиралась поставить бокал на стол, эльфы издавали злобное гудение – пока она не выпила все до дна.

Ты же выглядишь достаточно жалкой, и слез у тебя наверняка в избытке. Последние дни матери были исполнены такой болью, страхом и отчаянием, что Табета выплакала море слез. Но в мастерской Соамеса ей подумалось не о смерти матери или