Проснувшись раньше Мэри, он снова поел.

Когда через несколько минут она открыла глаза, над ней склонился Стэгг.

– Что ты делаешь?

– Помолчи, – ответил он. – Я хочу снять твой пояс целомудрия.

Лицо Нефи Сарванта в точности отражало его характер. В профиль оно походило на щелкунчик для орехов или на изогнутые губки клещей. И это соответствовало действительности: раз во что-нибудь вцепившись, Нефи Сарвант хватку не разжимал.

Оставив дом Витроу, он поклялся, что ноги его никогда не будет там, где творится такое беззаконие. И еще он поклялся отдать, если потребуется, жизнь, но принести Истину язычникам-идолопоклонникам.

Он прошел пешком пять километров до Дома Потерянных Душ и провел там ночь, забывшись тревожным сном. Вскоре после рассвета он покинул дом. Было довольно рано, но улицы уже кишмя кишели фургонами с грузом, моряками, купцами, детьми, розничными торговками. Он робко заглянул в ресторан-другой – но они показались ему слишком грязными – и решил позавтракать фруктами с уличного лотка. Поговорив с торговцем фруктами насчет работы, он узнал о вакансии уборщика в храме богини Готии. Купец знал об этом, потому что накануне оттуда уволили брата его жены.

– Они немного платят, зато дают стол и квартиру. И есть еще другие преимущества, если ты отец многих детей, – сказал купец. Он подмигнул Сарванту: – Брата моей жены выгнали за то, что он за этими самыми преимуществами совсем забыл о метле и тряпке.

Что это значит, Сарвант не спросил. Узнав, как найти храм, он ушел.

Такая работа, если он ее получит, даст прекрасную возможность познакомиться с дисийской религией. И станет первоклассным полем боя за души новообращенных. Да, задача опасная, но какой миссионер, достойный своего призвания, не хотел бы для себя такой судьбы?

Скоро Сарвант заблудился, бродя по улицам и улочкам. Он вдруг оказался в богатых кварталах, и спросить дорогу было не у кого, кроме людей, разъезжавших в экипажах и верхом на оленях. И они явно не собирались прерывать свои важные занятия ради беседы с покрытым пылью пешеходом – человеком низшего класса.

Он решил вернуться в портовый район и зашагал в ту сторону, где, предположительно, был порт. Не пройдя и квартала, он увидел женщину, вышедшую из большого дома. Она была странно одета – в скрывающее ее с головы до ног платье с капюшоном. Сначала он принял ее за служанку: он уже знал, что аристократы не ходят пешком там, где имеется возможность прокатиться с ветерком. Приблизившись, он заметил, что ткань платья слишком дорогая, чтобы принадлежать служанке.

Несколько кварталов он шел за ней, пока наконец не решился оскорбить ее, заговорив:

– Леди, не сочтите за грубость, могу ли я задать вам вопрос?

Она обернулась, окинув его высокомерным взглядом. Это была высокая женщина лет двадцати двух, с лицом, которое могло быть красивым, если бы чуть убавить резкости. Большие глаза были ярко-синими, а волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, темно-русыми.

Сарвант повторил вопрос, и женщина утвердительно наклонила голову. Тогда он спросил у нее дорогу к храму Готии.

С гневным видом она спросила:

– Ты насмехаешься надо мной?

– Нет-нет, – ответил Сарвант. – Как можно! Я просто не понимаю…

– Возможно, не понимаешь. Ты говоришь как иностранец. Конечно, у тебя не было намерения меня оскорбить. Люди моего народа зарубили бы тебя на месте – даже если я не стою оскорбления.

– Поверьте мне, у меня не было такого намерения! Если я обидел вас, приношу свои извинения.

Она улыбнулась:

– Извинения приняты, незнакомец. А теперь скажи, что ведет тебя в храм Готии? У тебя есть жена, столь же презренная и проклятая, как я?

– Она давно умерла, – ответил Сарвант. – И я не понимаю, почему вы называете себя презренной и проклятой. Нет, я просто ищу работу уборщика в храме. Видите ли, я один из тех, кто вернулся на Землю…

И он рассказал свою историю, хотя и очень кратко.

– Благодарю вас за то, что вы говорите со мной как с равной, – сказала она, – хотя трудно представить себе дирадаха в роли уборщика. Истинный дирадах предпочел бы умереть с голоду. И я не вижу на вашей одежде изображения тотема. Не принадлежа к одному из великих тотемов, вам никогда не получить достойной работы. Нет ли у вас покровителя, который поддержал бы вас при вступлении?

– Тотемы – суеверие и идолопоклонничество! – сверкнул глазами Сарвант. – Я никогда не вступлю ни в одно братство!

– Ну, ты и в самом деле странный! – вскинула она брови. – Даже не знаю, что ты за птица. Как брат героя-Солнца, ты явно дирадах. Но ты и выглядишь не так и поступаешь не так. Мой тебе совет – веди себя как дирадах, чтобы люди знали, как с тобой обращаться.

– Благодарю вас, – ответил он. – Но я тот, кто я есть. Не могли бы вы теперь подсказать мне, как попасть к храму?

– Иди за мной, – сказала она и пошла вперед.

Сарвант озадаченно последовал за ней. Он хотел прояснить смысл нескольких замечаний женщины, но что-то в ее поведении остерегало от вопросов.

Храм Готии граничил как с богатыми кварталами, так и с припортовым районом. Это было солидное здание из напряженного железобетона, построенное в виде огромной полуоткрытой раковины и расписанное красными и белыми полосами. К нижней створке раковины вели широкие ступени из гранитных блоков, а внутри было прохладно и разливался неясный свет. Верхняя створка раковины опиралась на каменные фигуры – изображения богини Готии – величавой женщины с грустным задумчивым лицом и зияющей щелью на месте живота.

Внутри щели находилась большая каменная наседка, сидящая на яйцах.

У основания каждой кариатиды сидели женщины. Каждая была одета в такое же платье, как на проводнице Сарванта. Лохмотья здесь соседствовали с дорогими одеждами. Богатые и бедные сидели бок-о-бок.

Женщина без раздумий подошла к группе, сидевшей на цементном полу в полумраке. Вокруг кариатиды их собралось двенадцать, и они явно ожидали высокую блондинку, поскольку оставили для нее место.

Сарвант подошел к бледнолицему жрецу, стоявшему позади за гигантскими каменными башмаками, и попросил работы подметальщика. К его удивлению, оказалось, что он говорит с главным официальным лицом храма – Сарвант ожидал, что главенство принадлежит жрицам.

Епископ Анди заинтересовался акцентом Сарванта и задал ему вопросы, на которые он уже привык отвечать. Сарвант говорил правду, но вздохнул с облегчением, когда жрец не спросил его, почитает ли он Колумбию. Епископ отправил Сарванта к жрецу рангом пониже, который объяснил ему, в чем будут состоять его обязанности, сколько ему будут платить, где и когда он будет есть и спать. В заключение он спросил:

– Много ли ты зачал детей?

– Семерых, – ответил Сарвант, не потрудившись добавить, что все они давно мертвы и обратились в прах. Может быть, сам жрец был одним из потомков Сарванта. Может быть, каждый под этой крышей мог бы назвать его своим пращуром в тридцать каком-то поколении.