Она разгладила платье, глубоко вздохнула и постучала.

Дверь распахнулась, и из нее выскочила Сирена – радостная и словно бы вздохнувшая с облегчением. Волета от удивления вскрикнула, и возбуждение Марии рассеялось. Ее лицо вытянулось. Очевидно, она кого-то ждала и вовсе не стриженую незнакомку.

Мария оставила дверь распахнутой и, не сказав ни слова, вернулась на скамеечку у туалетного столика.

Огромное зеркало окаймляли лампы. Угол наклона ламп позволял сидящему за туалетным столиком быть самым ярким объектом в захламленной комнате. Мария сияла, как полная луна. На углу ее столика стояла ваза со страусовыми перьями. Среди множества горшочков с пудрой, щеток и гребней высился безголовый бюст, погребенный под нитками бус. Вдоль стен комнаты громоздились вешалки, чьи «рога» ломились от мантий, шалей и накидок. На стене за линией вешалок висели портреты в рамах – звезды минувших лет. Эти ухмыляющиеся идолы, казалось, осуждающе уставились на Волету.

Лицо Марии было напудрено до мертвенной бледности. От темного макияжа ее глаза казались больше и ярче. Медного цвета ленты вплетались в темно-рыжие волосы, растрепанные после выступления. Мария взглянула на себя в зеркало, заметила лохматость, но не стала поправлять. Она повернулась на скамейке лицом к Волете, ее осанка была безупречной, а взгляд – прямым.

– Вы та самая Прыгающая Леди, не так ли?

– Мне не нравится это имя, – сказала Волета.

– Нет, конечно же нет. Мне тоже не понравилось имя, которое мне дали, – сказала Мария, глядя на молодую женщину с нескрываемым любопытством. – Ты не очень-то похожа на гравюру в газете. Впрочем, я тоже. Их сделал один и тот же человек. Стипл, Стампл, Стимпл, что-то в этом роде. Он бездарь или абсолютный халтурщик, я точно не знаю. Он приделывает нам всем одно и то же лицо. Меняет прическу, делает бюст чуть больше, чуть меньше. Лица всегда одинаковые.

– Газеты как таковые мне тоже не нравятся.

– Тогда у тебя есть хоть какая-то надежда. – Мария повернулась на скамейке лицом к огромному зеркалу. Она стерла с губ помаду и снова принялась ее наносить. – Ты прибыла сюда на том огромном корабле в порту, о котором все говорят, на лодке Сфинкса. – Это был не вопрос.

– Верно.

– Стоит отдать тебе должное: ты изначально очень хорошо проявила себя. Уверена, у тебя все получится. Тут любят эффектные появления.

– Я здесь вовсе не для этого. На самом деле я с нетерпением жду отъезда. Я думаю, что все это… – Волета указала на скопище накидок на вешалках и самодовольных улыбающихся звезд в золоченых рамах, – немного глупо. Ты прекрасно поешь и играешь, но это место, эти люди – они ужасны.

Мария отложила губную помаду и посмотрела на отражение Волеты.

– Ты еще слишком молода, чтобы так разочаровываться. Зачем приходить сюда, если ты настолько выше всего этого?

– Я пришла за тобой.

– За мной?

– Да, – сказала Волета и потянулась, чтобы закрыть дверь. – Я пришла, чтобы спасти тебя.

Мария снова повернулась к Волете с отвисшей челюстью. Фыркнула, рассмеялась:

– Спасти меня? От кого же?

– От герцога. Меня прислал Сенлин.

Мария захлопнула рот, клацнув зубами.

– Окажись это правдой, ты бы знала, что я уже дала ему ответ. Я не могу уйти. Я не уйду.

– О, кое-кто не хотел, чтобы я приходила. Они сказали, что ты уже приняла решение, и…

– Они были правы. Тебе стоило прислушаться. Что ты можешь сказать такого, чего уже не сказал он? И если он не смог убедить меня, почему же ты надеешься преуспеть?

– И что же он сказал?

– Он был очень… откровенен. – Мария принялась рыться в беспорядке перед собой. Она рассеянно перебирала кисточки и пудреницы. Надела браслет, сняла его и снова надела. – Он рассказал мне обо всех своих отчаянных поступках и о том, как ему за них стыдно. Я простила его и попросила оставить меня в покое.

– Он сказал, что спас мою жизнь и жизнь моего брата? Потому что так оно и было. Не раз. Он совершил много ошибок, но и одержал несколько побед. У него есть…

Руки Марии тяжело опустились на туалетный столик.

– Я очень рада, что у него есть такие преданные друзья. Честное слово. Это очень вдохновляет. И я не виню его за то, что он сделал. Я не чувствую себя выше его, или тебя, или кого-либо еще. Мы все делали отчаянные вещи, чтобы выжить. Но я скажу тебе то же самое, что и ему: я не брошу свою жизнь.

– Но почему? – парировала Волета, скрестив руки на груди.

Мария не смогла полностью скрыть своего потрясения, а может, не хотела и пытаться. Она покачала головой, моргнула:

– Это действительно не твое дело, юная леди.

– Послушай, я понимаю, что ты меня не знаешь, но я провела последние шесть месяцев, питаясь овсянкой, спасаясь от смерти и разыскивая тебя. Ты говоришь, что Сенлин смирился с твоим ответом. Ну так помоги мне смириться! Почему ты не хочешь уйти? Эти люди ужасны. Это ужасное место! А твой муж…

– Не читай мне нотации о моей жизни! – рявкнула Мария и стукнула по туалетному столику с такой силой, что ее гребень подпрыгнул. – Я знаю, на что она похожа!

Поняв, что гнев делу не поможет, Волета глубоко вздохнула и заговорила снова, сдержаннее:

– У меня никогда не было такой гримерной, как эта, и такой великолепной публики, как у тебя. Но не так давно был человек, который нависал надо мной и моей жизнью. Его звали Родион. Он руководил заведением… борделем, где я жила и работала и который я не могла покинуть. Он отчитывал меня. Он мучил меня. Он доминировал надо мной. Он заставлял меня танцевать ради ужина и каждый день говорил, как мне повезло, что я попалась в его ловушку, была привязана к его сцене, была у него под каблуком. Потому что единственным, что стояло между мной и самой невыразимой судьбой, был он. Он был дьяволом, сдерживающим тьму. – Волета почувствовала, что ее голос задрожал. Она прочистила горло и сказала более отчетливо: – Я потеряла всякую надежду на спасение. А потом Сенлин…

– Мне очень жаль! – сказала Мария так громко и твердо, что это прозвучало скорее упреком, чем извинением. – Мне очень жаль, что твоя жизнь была такой ужасной. Но, пожалуйста, не путай свои страдания с моими. Я люблю мужа. Он разумный человек, энергичный деловой партнер и прекрасный о… у меня нет никакого желания возвращаться к той скудной, глупой жизни, которую я вела раньше! – Говоря это, она снимала драгоценности – кольцо, серьгу, браслет и колье, – как будто эти блестяшки были источником ее несчастья. – А теперь прошу меня извинить, мне нужно закончить представление.

Избавившись от драгоценностей, Мария с трудом поднялась и оттеснила Волету к двери.

– Я знаю, что это пугает, но, поверь мне, становится легче, когда ты оказываешься далеко от всего этого, далеко от него. Поверь! Ты должна мне поверить! – взмолилась Волета в отчаянном порыве и продолжила умолять, даже отступая.