– Есть у нас что-нибудь, чем можно сломать замок? – спросила она, когда я к ней поднялся.

– Нет. – Я представил, что бы сказал Ланди на такое предложение. – В любом случае, быстро с ним не справиться.

И замок и ушки были новыми, сделанными из прочной нержавеющей стали. И на вид могли выдержать удары кувалды.

– Цирк да и только, – проворчала Рэйчел. – Как могла туда проникнуть Эмма, если дверь на замке?

Я не знал, но мне почему-то стало не по себе.

– Давайте уйдем.

Но Рэйчел не двинулась с места. Склонилась у двери и достала из кармана тяжелую связку ключей сестры. Перебрала и остановилась на одном.

– Что вы делаете?

– Пробую запасные ключи Эммы. Понятия не имею, от чего они, но ведь как-то сестра проходила внутрь.

– Надо возвращаться к Ланди, – нетерпеливо поторопил я.

– Еще парочку.

– Напрасно теряете время.

Раздался щелчок, и замок открылся.

– Вот так-то.

У меня побежали по спине мурашки. Одно дело – считать, что Эмма Дерби появлялась здесь один раз, чтобы сделать снимки. Но если она заперла дверь на замок и, возможно, приставила алюминиевую лестницу вместо убранной, это значило, что она приплывала сюда не один раз. Никто не станет устраивать себе такую головную боль и возиться в брошенном морском форте, если не имеет на то веских причин.

Или не хранит внутри то, что не предназначено для посторонних глаз.

Рэйчел уже вынимала дужку замка из ушек. Прежде чем я успел что-нибудь сказать, снизу раздался пронзительный свист. Я подошел к краю мостика, посмотрел вниз и увидел Ланди: инспектор стоял, задрав голову и вложив два пальца в рот. Заметив меня, он вынул их и крикнул:

– Нам пора.

– Тут кое-что есть, на что вам стоит взглянуть, – ответил я. За спиной скрипнули петли. Я обернулся: Рэйчел пыталась отворить тяжелую дверь.

Снизу снова донесся голос Ланди:

– Это подождет. Мне надо возвращаться.

Что бы ни случилось, дело было серьезным. Инспектор выглядел потрясенным. Скорее даже ошеломленным.

– Сейчас! – Я повернулся к Рэйчел. – Нам надо… – Дверной проем был пуст. Я взбежал по ступеням. За порогом был темный коридор с шелушащимися железными стенами. Он исчезал во тьме, но Рэйчел пропал и след.

– В чем дело? – раздраженный голос инспектора отразился от металлической крыши.

– Рэйчел ушла внутрь, – прокричал я в ответ.

Инспектор чертыхнулся и полез ко мне. Я перешагнул через порог, но ничего не мог различить в темноте.

– Рэйчел! Рэйчел, нам надо плыть обратно!

Из глубины башни послышался приглушенный ответ, но был настолько искажен, что я не сумел разобрать слов. Ругаясь, я разрывался между порывом следовать за Рэйчел и необходимостью дождаться инспектора. Ему потребовалось больше времени, чем нам, чтобы подняться наверх. Я сделал шаг вглубь коридора.

В башне оказалось холодно. Воздух был пропитан едким запахом плесени и ржавчины. Но вскоре я обнаружил, что в коридоре не так темно, как показалось снаружи. Тусклый свет просачивался сквозь грязные стекла маленьких прямоугольных окон, там, где квадратики были ярче, означало, что стекла разбиты. Этого света хватило, чтобы различить стоящий у пролета лестницы подобно часовому допотопный генератор. Дальше шли другие помещения, но они терялись в сумраке. Все было под слоем мусора и соли, отслаивающийся металл пола и стен проржавел. Словно ожил сделанный в тоне сепии снимок.

Когда я шел мимо генератора к лестнице, сверху сыпались куски краски и ржавчины.

– Рэйчел!

– Я здесь.

Голос донесся с верхнего этажа. Я начал подниматься, но стук снаружи возвестил о том, что Ланди добрался до мостика. Мгновением позже он, побагровевший и запыхавшийся, появился в дверном поеме.

– Куда, черт возьми, ее унесло?

– На второй этаж. Дверь в башню была заперта на висячий замок, но на связке ее сестры нашелся подходящий ключ.

– Проклятье! – Ланди, едва переводя дыхание, покачал головой. – Мы сделали все не так. Все вообще.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, но он только отмахнулся.

– Позже. Пошли ее искать.

Я толкнул к стене тяжелую металлическую дверь, проверяя, не захлопнется ли она за нами, а затем поспешил за инспектором. Шаги гулко отдавались на железных ступенях, когда мы поднимались на следующий этаж. Наверху оказался другой коридор, разветвляющийся в сторону и прямо. Открытые двери давали представление о царившем в помещениях запустении, где все успели ободрать, кроме металлических полок, подъемных кроватей и сломанных стульев. На стене все еще висела фотография улыбающейся в объекив красотки в купальнике. Подняв глаза, я увидел, что лестница поднимается выше, на крышу, но дверь наружу закрыта.

– Рэйчел, вы где?

– Здесь. – Голос донесся из-за приоткрытой железной двери в самое дальнее в коридоре помещение. – Идите посмотрите.

Обычно безмятежного выражения лица инспектора как не бывало – он шел впереди меня, сердито поджав губы. Что бы ему ни сказали по телефону, это его сильно взволновало.

– Какая невероятная глупость! – провозгласил он, толкая дверь. – Ведь говорил же, не надо…

Он запнулся.

После темного полумрака других отсеков башни в глаза из окон неожиданно брызнул дневной свет. Но сюрприз на этом не кончался. Кроме прикрученных к полу металлических кронштейнов здесь больше не осталось ничего, что напоминало бы о военном происхождении. У одной из стен кто-то соорудил стеклянную кабинку, где висел отклеивающийся постер британской рок-группы «Кинкс». На столике внутри стояли две древние вертушки и пустой держатель микрофона.

Я знал, что в шестидесятых годах форт приютил пиратскую радиостанцию, но кто-то пользовался им гораздо позже. Помещение оборудовали под студию: положили на металлический пол турецкий ковер, перед складными столом и стульями установили портативный газовый калорифер. Была здесь также походная плитка из нержавеющей стали. А импровизированное ложе представляло собой два надувных матраса на деревянных поддонах. Я заметил и другие признаки домашнего быта: накрытые цветной материей фонари на батарейках, книжки в бумажных переплетах с загнутыми уголками страниц, пустые бутылки из-под вина на самодельной книжной полке из кирпичей и деревяшек. Прикрепленный над постелью распечатанный на принтере красным цветом девиз гласил: «Если ты не живешь своей жизнью, то можешь считать, что ты уже мертв».

Но и это помещение несло печать запустения. От влажного, пропитанного солью воздуха книжные переплеты покоробились, сыпь черной плесени испещрила пуховые одеяла. Матрасы частично сдулись и, выпустив воздух, безвольно провисли на поддонах.