насколько часто любовницы, набивая себе цену, пытаются выглядеть независимыми от мужчины, почти эмансипированными. Если ты в конце свидания уходишь от них домой, она сделает вид, что даже рада твоему уходу, ибо у неё и без тебя весьма насыщенная жизнь, полная приятных безделиц. Они же вечно заняты чем-то полезным и весьма интересным. Для многих женщин сказать по-простому – «не уходи, потому что я всегда хочу быть с тобою» – подобно смерти. Редко кто способен унизиться до подобных признаний. Наше общество воспитало в них эдакую внутреннюю свободу. А я порою так скучал по тем самым Викторианским нравам, когда женщина была полностью подчинена мужчине.

Я видел в Настиных глазах то самое, столь желанное мне страдание перед разлукой. Но я продолжал говорить весьма банальные, формальные и жестокие, как мне казалось, вещи.

– Милая, ну ты же знаешь, что я женат. Женат уже давно. И этого, уже, не изменить.

– Не изменить? – эхом отвечала она, смахивая с глаз слёзы.

– Зачем ты плачешь, Настенька? – пытался я её успокоить. – Ты же знаешь, что каждую свободную минуту я буду проводить рядом с тобой. Я даже на службе давно не был и забросил все свои финансовые дела.

– Ну и что, – капризничала она. – Я не хочу ждать тебя долгими часами и спать ночами без тебя. Я хочу быть всегда рядом. Я хочу быть твоею женой.

От прямоты и очевидности таких откровений я даже растерялся.

– Разведись с ней. Ведь ты же её не любишь. А теперь, когда мы снова вместе, ты должен быть только моим.

– Настя, не всё так просто. У меня двое сыновей. Как я смогу объяснить им свой поступок? Они перестанут меня уважать. Я должен быть для них примером. Гурьевы никогда не разводились со своими женами. Меня не поймут близкие. И потом у нас с супругой общие капиталы, а развод принесет мне кучу финансовых проблем.

– Джордж, я всё сказала. И если я дорога тебе, то все твои причины перестанут для нас существовать. Я не желаю делить тебя ни с одной женщиной на земле. Ты понял?

– Настя, давай пока не станем ссориться. Я обещаю обо всём подумать.

На этом мы расстались, а я побрел по бульвару Монпарнас, крепко задумавшись над Настиными словами. Когда я приехал домой, то меня ожидал ужасный скандал. Ко мне навстречу выбежала Александра с опухшим от слёз лицом. Она бросилась мне на шею и зарыдала.

– Георгий, господи, где же ты был? – плакала она. – Мы объявили тебя в розыск. Сержант полиции постоянно находится у нас в доме. Он объездил все городские больницы и морги. Где ты был?

Оказалось, что я отсутствовал дома целых пять дней. Понимаете, пять дней! А я, находясь с Настей, этого даже не заметил. Наверное, вас интересует то, каким образом я объяснил свое, столь долгое отсутствие. И я отвечу так – я его никак не объяснил. По дороге я даже не успел выдумать причину или сочинить новую историю. Я настолько был погружен мыслями в Настину просьбу о моем разводе с женой, что даже не посчитал нужным придумать оправдания своего долгого отсутствия. Но даже в страшном сне я не мог себе представить, что меня не было дома целых пять дней!

Когда Александра расспрашивала меня о том, где я пропадал, то я не нашел ничего умнее, как занять молчаливо угрюмую оборону. Я даже пытался ей дерзить. Я поднялся в свою комнату и заперся в ней. Я решил, что всякие оправдания лишь ухудшат мое и без того сложное положение. Постепенно всё в доме утихло. Супруга ходила с каменным выражением лица и поджатыми от обиды губами. Однако и она, и сыновья продолжали делать вид, что у нас в семье всё нормально. Пару дней я пробыл дома и постарался заниматься своими финансовыми делами. Я сделал несколько важных звонков прямо из дому. Причем, делал их так, чтобы Александра слышала мои разговоры. Я отчитал одного из своих управляющих, а потом, нарочито хмурясь и вводя гневные ноты в один из совершенно ничего не значащих разговоров, я подстроил всё так, будто мне необходимо срочно уехать в контору по неотложным делам.

Стоит ли говорить о том, что как только я вырвался из дому, то тут же взял такси и помчался на Rue Delambre. Я поехал туда без звонка, потому что за эти два долгих дня я уже сходил с ума по моей ненаглядной Анастасии. Я позвонил в двери её подъезда. Открыла мне горничная. Она удивленно посмотрела на меня и попыталась остановить рукой, но я отмахнулся и, взлетев по мраморным ступеням, ворвался в Настину квартиру. Пробежав несколько комнат и гостиных, я очутился возле высокой двери, ведущей в её восточную спальню. Мое сердце не просто стучало в груди – оно бухало, словно набат. Я даже не удосужился, узнать у горничной, дома ли Анастасия Владимировна. Интуиция подсказывала мне, что я её сейчас увижу. Увижу сразу же за этими дверями. И я не ошибся. Настя была в своей комнате. На её нежные плечики был накинут весьма современный шелковый халатик канареечного цвета, расписанный японскими цветами и иероглифами. Но, боже, рядом с ней я увидел того самого красавчика, по имени Патрик. Он лежал на одном из восточных диванов и курил кальян. Его торс был полностью обнаженным. Из одежды на нём оставались лишь небольшие штаны, похожие на купальные. При виде меня он даже не пошевелился. Наоборот, выражение его лица выдавало в нём крайнюю степень безразличия и скуки. А может он пребывал в каких-то, одному ему ведомых грёзах. Зрачки его глаз плавали за полуприкрытыми веками. Рядом с соседним диваном тоже стоял кальян. Очевидно, что совсем недавно его курила Настя.

Увидев меня, ленивой походкой, она подошла и вяло чмокнула меня в щеку.

– А это ты, Джордж, – странным голосом произнесла она. – Ты пришел без звонка…

– Что он тут делает? – не выдержал я, свирепея от ревности.

– Патрик, оставь нас, – обернувшись к Аполлону, произнесла Настя.

Тот медленно встал, накинул на себя точно такой же, желтый шелковый халат и, почти не глядя на меня, вышел вон из Настиной спальни. Как только за ним закрылась дверь, я повернулся к моей рыжеволосой мучительнице и произнес:

– Ты все-таки с ним спишь?

Вместо ответа она проследовала в сторону оставленного кальяна, легла на диван и закурила. А после изрекла:

– Кстати, Джордж, ты уже развелся?

– С чего бы это?! – почти крикнул я. – Я же не сумасшедший!

– А