Если Медведев имел в виду нэпманов, то надо было так и сказать, ибо их снабжение определяли не линия партии и Наркомпрод. Но он этого не уточнял, а сказал вообще: по официальным данным, из ресурсов Наркомпрода в этом году лишь малая часть ушла рабочим, а львиная доля — «прочему населению». А о том, сколько из этих ресурсов пошло на помощь голодающим, Медведев даже не упомянул.

Отсюда, считал Медведев, «недоверие к нашей политике», уход из нее «лучших рабочих». Ленин правильно сказал: есть «реальная опасность того, что нэп таит в себе возможность эволюции в сторону утраты политического господства рабочего класса». Поэтому надо поворачиваться к жизни рабочих, «направлять государственную машину по пути, намеченному нашей партией в своей программе»562 563.

Заместитель председателя ВСНХ Георгий Ипполитович Ломов начал свое выступление с указания на то, что «в речи Владимира Ильича в значительной мере обойден один вопрос, как указывали уже несколько товарищей, — вопрос о надвигающемся экономическом кризисе». Между тем, «по сути дела этот экономический кризис есть уже факт, хорошо нам знакомый».

Если кто-то этого не замечает, то объясняется это тем, что «финансовый кризис в значительной мере затемняет общее положение вещей». Наши тресты, получив ассигнования в золоте, тут же переводят его в существующие советские денежные знаки, чтобы не потерять на курсе. А их, в свою очередь, немедленно вкладывают в товарные ценности.

Получается видимый спрос на товар, а на самом деле госторговля — это торговля между трестами. И товары застревают здесь, наверху, их запасы растут, а до потребителя, до крестьянина, через государственную сеть они не доходят. Поэтому надо, не полагаясь на рыночную стихию и, как пошутил Владимир Ильич, сократить количество трестов на 30–40 %, сохранив те, которые имеют для государства первостепенное значение. «Если взять западноевропейский государственный капитализм, то вы увидите, что западноевропейский государственный капитализм и финансовый капитал всегда предвидит, управляет событиями, дает определенную линию…».

Предложение Преображенского о создании для этой цели Экономбюро — бюрократическая затея. Поскольку партия кладет в основу своей экономической политики регионы и области, а в них существуют экономсоветы, то на них и надо делать ставку. Необходимо связать их с СТО, и это может создать небюрократическую структуру для народного хозяйства. «…Хотя Владимир Ильич пытается доказать, что наш государственный капитализм есть нечто особое, отличное от того государственного капитализма, который имеется на Западе, тем не менее было бы величайшим самообманом, если бы мы не учли заранее размера надвигающегося экономического кризиса…»1

Выступавший после Ломова член ВЦСПС В. Косиор сказал: «Известно, что нет абсолютно хорошей политики. Даже, если бы она и была, то она может быть в значительной степени испорчена худыми организационными мероприятиями…» В этой истине его убедил доклад Молотова.

X съезд РКП(б) принял хорошую резолюцию о партстроительстве, в которой декларировалось, что партийные органы «должны руководить ниже стоящими партийными организациями не путем циркулярных распоряжений, не путем декретов, а путем выдвигания известных политических принципов и организационных вопросов и путем обсуждения этих вопросов на широких собраниях членов партии. Практиковалась ли эта система? Нет, конечно!»

«Наша партия в целом, — утверждал Косиор, — у нас грузит дрова, метет улицы и лишь голосует, а не решает никаких вопросов». В партии установлен «режим ежовых рукавиц». Вот почему «рабочие массы отходят от партии». А все объясняется тем, что «резолюции X съезда ЦК в жизнь не проводились: система управления нашей партией осталась той же бюрократической, той же приказной и до известной степени военной, какой она была во время периода войны».

Мало того, стоит лишь критикнуть подобные методы — тут же зачисляют в оппозицию. А это негативно сказывается при новых назначениях и перемещениях партийных работников, которые якобы происходят «по соображениям абсолютно неделового характера» и лишь «культивируют» фракционность.

Что же касается критики Владимиром Ильичом недостатков в системе советского управления, то, по мнению Косиора, она «отвечает тем настроениям, которые на местах имеются, поскольку местам приходится весьма и весьма тяжело терпеть в своей практической работе от этих недостатков… Поэтому с этой точки зрения против того, о чем здесь говорил т. Ленин, конечно, спорить нельзя, спорить не приходится»1.

Последним в прениях по докладу Ленина выступил Троцкий. Совершенно очевидно, что споры о том, «когда можно бдшо перейти к продовольственному налогу — на 6 месяцев раньше или на год раньше?» — сказал он, лишены смысла. Все дело в конкретной ситуации. Если бы нас поддержало рабочее государство Германии или Франции, наша экономическая политика была бы более осторожной. Мы оставили бы частный капитал в мелких и средних предприятиях и национализировали лишь те, которыми действительно могли управлять. Но все сложилось по-иному. Началась война. Мы встали на путь «военного коммунизма». Это были не хозяйственные, а политические меры «самосохранения». Предпринятое теперь отступление — это маневр, который вносит глубочайшие изменения в методы работы.

Хозяйственные вопросы — крайне сложны. Но почему-то считается, что если внести их в губком или Политбюро, они сразу станут простыми. И «тот самый хозяйственник, который не справлялся с своей хозяйственной работой, когда заведовал губсовнархозом, в случае его назначения секретарем губ-кома получает помазание благодати. Точно в силу какого-то поистине “помазания” он решает, не задумываясь, все хозяйственные, военные, административные и всякие прочие вопросы… сколько пудов нефти надо дать сейчас сюда, сколько туда — кубов дров и пр. и пр.».

В результате «губком становится недифференцированным, нерасчлененным, неспециализированным аппаратом, вечно спешащим, торопливым советским аппаратом. При этом то, что есть худшего в бюрократизме, т. е. отношение к делу без знания существа дела, а подход с точки зрения только формы дела, неизбежно просачивается в партийный аппарат.

…Одновременно обезличиваются и советские органы. Ни один работник ни на одном посту не считает, что он отвечает за это — головой ли, репутацией ли деловой… Это самая опасная вещь во всей нашей работе! Я всячески приветствую то, что т. Ленин с такой решительностью этот вопрос поставил в своем вводном докладе».

Сменовеховцы, наши «полудрузья и полувраги, делают вывод, что раз мы допустили спекулянта, то мы должны легализировать спекулянтскую идеологию и спекулянтскую политику призвать к власти… Но мы им отвечаем: как рабочий класс, как правящая партия, мы можем допустить спекулянта в хозяйство, но в политическую область мы его не допускаем, а если этот спекулянт, вместе со спекулянтами иностранными, захочет нанести нам удар военный, мы сохраняем за собою возможность вернуть себе весь аппарат самообороны и военного коммунизма и ввести беспощадный террор!»