– Подписывайте – или она умрет.

– Папа! – Леони вскрикнула, но тут же закрыла рот ладонью.

Девушка нахмурилась, негодуя, что предательские слова сорвались с ее губ. Кабал понял: она не хотела расстраивать отца еще больше. Она оставляла за ним право вести эту игру. Восхитительная женщина. И почему такие особы встречаются ему исключительно при столь неудачных обстоятельствах?

– Вы этого не сделаете, – заявил Бэрроу.

– Что я слышу? Вызов? Боже мой, на кону жизнь вашей дочери!

– Знаю. Так же как знаю вас, Кабал. Я видел, как вы смотрели на нее тогда в городе, когда увидели в первый раз. Мне потребовалось немного времени, чтобы понять, что происходит в этом вашем мавзолее, который вы зовете мозгом. Но в конце концов я сообразил, правда, мне совсем не понравился вывод, к которому я пришел.

– У меня нет времени на заключения психологов-любителей, Бэрроу. Я начинаю отсчет…

– Это была любовь с первого взгляда.

Несмотря на все обстоятельства, Кабал искренне рассмеялся, не веря своим ушам.

– Любовь? Любовь? О нет, вы серьезно ошибаетесь, Бэрроу. Не сомневаюсь, Леони милая девушка. В иных обстоятельствах мы, вероятно, могли бы стать друзьями. И мне совсем не доставит удовольствия снести ей полголовы. Но… – Некромант нарочито взвел курок, – я это сделаю не раздумывая.

– Не сделаете, – категорично заявил Бэрроу, скрестил на груди руки и откинулся на стуле.

На какое-то время все замерли: Бэрроу сидел уверенный и полный решимости, Кабал смотрел на него и держал Леони на мушке, девушка старалась не подавать виду, насколько она напугана, и не сводила глаз с курка, при этом она видела, что палец Кабала едва касается его.

Внезапно в цирке все смолкло: каллиопа заглохла, не доиграв мелодию, зазывалы прекратили кричать. Кабал моргнул, приготовился стрелять и взглянул на часы.

– В чем дело, Костлявый? – спросил он резко. – У нас есть еще целая минута.

Костлявый засунул большие пальцы в карманы жилета.

– Все верно, босс. У тебя еще есть минута, чтобы получить подпись на контракте. Но цирк пакует чемоданы.

– Что? – Кабал вскочил на ноги. – Да как ты смеешь? Это мой цирк, и я говорю…

– Ты только и делаешь, что говоришь эти твои длинные слова. А цирк тебе не принадлежит. И никогда не принадлежал. Ты его одолжил на время, но теперь срок аренды истек. Последняя минута принадлежит нам. И она начинается… – Костлявый замер в театральной позе у окна, и тут ожила, загудела каллиопа – Кабал с первых же звуков узнал мелодию – изуродованная нестройная вариация шопеновского вальса ре-бемоль мажор, – …прямо сейчас.

Костлявый кружился, подобно хорьку, и хлопал в ладоши.

– Время как следует повеселиться. – Он остановился рядом с Кабалом. – Кстати, я никогда не говорил, как дерьмово ты меня сделал?

– Неоднократно.

– Ну я просто хочу сказать, ты только посмотри. – Лицо Костлявого съехало, обнажая голые кости и мышцы.

Кожа шлепнулась на пол с таким звуком, будто кто-то опрокинул рисовый пуддинг. Некромант гневно смотрел на Костлявого. Бэрроу, которому приходилось бывать на аутопсии, видал и похуже. Леони отвернулась. Она вдруг поняла – что бы ни произошло, следующая минута окажется худшей в ее жизни.

– Халтура! – Костлявый пронзительно рассмеялся, отодвинул дверь и спрыгнул вниз.

Снаружи понеслись звуки, в том числе крики и вопли.

– Что за ад там творится? – Кабал шагнул к двери.

На улице действительно творился сущий ад.

На его глазах аттракционы и шатры рассыпались и приобретали новые жуткие формы. Вся сцена напоминала триптих Босха «Сад земных наслаждений». Не самое лучшее место, чтобы прийти с семьей. Среди распускающихся бутонов хаоса, которые некогда были шатрами, парили существа с Призрачного поезда и пугали ударившихся в панику горожан, обращая их в бегство. Гигантская горилла покинула свой пост на Призрачном поезде, забралась на спиральную горку, которая теперь представляла собой шипастую башню с торчащими в сторону лезвиями, и победно стояла на вершине. Зверюга лупила четырех жокеев с аттракциона «День на скачках» – те, правда, отныне напоминали скорее четырех всадников Апокалипсиса Смерть, Раздор, Чуму и Голод, одетых по-прежнему в яркие шелковые костюмы жокеев. В свободной руке горилла держала незадачливого человека, который слабо сопротивлялся, пытаясь вырваться. У основания башни Дензил махал Деннису, который временами прекращал свои попытки ускользнуть из лап гориллы и махал ему в ответ. До Фэй Рэй [27] Деннису явно было далеко.

– Прекратите! – заорал Кабал, но его никто не послушал. – Джои? Джои! Ну-ка немедленно натяни эти чертовы штаны! Ты людей пугаешь!

– Так и задумано, старик. Прости и все такое, – отозвался Джои – другого такого воспитанного исчадия Ада сложно было найти.

Кабал огляделся.

– Костлявый, останови их! Пока что я здесь главный!

– Еще тридцать секунд, – крикнул в ответ Костлявый, находясь в ста ярдах от некроманта; затем он вдруг принял серьезный вид и добавил: – Я сделаю, что смогу, босс.

Костлявый повернулся к кипящему вокруг хаосу, в который превратился цирк, погрозил пальцем и неубедительным тоном сказал: «Прекратите». Он тут же зашелся в приступе хохота, довольный собственной шуткой. Он с трудом держался на ногах от смеха, как вдруг его голова взорвалась.

Кабал взвел курок дымящегося пистолета и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Я не позволю делать из себя посмешище.

Затем он повернулся к Бэрроу, который собирался встать, и приказал:

– Сядьте.

Кабал осмотрел свой офис. Дерево начинало гнить, со столешницы исчезла полировка, в вагоне вновь царил запах сырости и запустения. Поезд становился таким, каким он его нашел. Некромант подошел к Бэрроу и приставил дуло к виску Леони.

– Пятнадцать секунд. Подписывайте.

– Нет, – как и ожидалось, отвечал Фрэнк.

– Тогда все кончено, – ровным голосом произнес Кабал и направил пистолет на Бэрроу.

Без всякой театральщины, быстрым и точным движением Леони схватила контракт и ручку, а затем поставила подпись.

– Оставьте отца в покое, – просто сказала она.

– Нет! – вскрикнули оба мужчины, отчего Леони подпрыгнула.

Кабал грозно уставился на Бэрроу.

– Вот, полюбуйтесь, чего добилась ваша идиотская бескомпромиссность!

Бэрроу был настолько шокирован поступком Леони, что слова Кабала его уже не удивили.

– Что я наделал?