— Или что?

— Или, Шивон, я позвоню своему приятелю из миграционной службы, и День труда ты будешь праздновать в сраном Белфасте.

— У него на каждого есть досье, — сказала Шивон. — На меня, на вас, мистер Кензи, и на вас тоже, мисс Дженнеро.

— И что у него там, в этих досье? — спросила Энджи.

— Распорядок вашего дня. Ваши слабости. О! — Она махнула рукой, разгоняя дым от своей сигареты. — Там много чего есть. Все, что он смог нарыть о вашей жизни. — Она ткнула сигаретой в сторону Энджи: — Он так обрадовался, когда узнал о смерти вашего мужа. Думал, что вы у него в руках.

— В смысле?

— В том смысле, что нашел ваше слабое место, мисс Дженнеро. Способ вас уничтожить. У каждого есть что-то такое, чем не хочется делиться с окружающими. Но потом он узнал, какие у вас родственники. Очень влиятельные. С такими не шутят.

Энджи кивнула.

— В тот день к Скотту Пирсу было лучше не приближаться.

— У меня просто сердце кровью обливается, — сказал я. — Позволь поинтересоваться, почему, когда я в первый раз заявился к Доу, ты со мной заговорила?

— Чтобы сбить вас со следа, мистер Кензи.

— И переключить мое внимание на Коди Фалька.

Она кивнула.

— И что, Пирс думал, что я убью Фалька и на этом успокоюсь?

— Вполне возможно. — Она опустила глаза к своей чашке кофе.

— Диана Борн — его единственный источник информации о пациентах психиатров? — спросил я.

Шивон покачала головой.

— У него есть свой человек в больничной канцелярии. В клинике Маклина, в Бельмонте. Представляете, мистер Кензи, сколько пациентов проходит через нее за год?

Клиника Маклина считалась одной из крупнейших психиатрических лечебниц в штате. Там находились и те, кто пришел добровольно, и те, кого содержали в больнице принудительно. Соответственно, у них имелись и открытые, и закрытые отделения. Они лечили все, от наркотической или алкогольной зависимости и синдрома хронической усталости до параноидальной диссоциативной шизофрении со склонностью к насилию. Клиника Маклина, рассчитанная на триста коек, в год пропускала через себя в среднем по три тысячи человек.

Шивон откинулась назад и устало провела рукой по своим коротко остриженным волосам. После нашей встречи в Уэстоне мы сели в машину вместе, но почти сразу попали в жуткую пробку, из которой выбрались только в Уолтеме. На Мэйн-стрит мы зашли в закусочную. В половине шестого вечера посетителей было немного. Мы заказали кофейник обычного кофе и еще один — без кофеина, чем немало порадовали хмурую официантку, тут же удалившуюся по своим делам, оставив нас в покое.

— Как Пирс вербует себе помощников? — спросила Энджи.

Шивон криво улыбнулась:

— Ему трудно противостоять. Вы согласны?

Энджи пожала плечами:

— Не знаю. Я никогда с ним не встречалась.

— Поверьте мне на слово, — сказала Шивон. — Он видит тебя насквозь.

Я с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза.

— Сначала он — само дружелюбие, — сказала Шивон. — Потом он с тобой спит. Узнает твои слабости, выведывает твои тайны. И ты оглянуться не успеешь, как уже у него в кармане. И делаешь все, что он скажет. Иначе он тебя уничтожит.

— Чем ему не угодила Карен? — спросил я. — Я понимаю, что он хотел проучить Доу, но ее самоубийство — даже для Пирса это слишком.

Шивон подняла чашку, но не сделала ни глотка.

— Вы до сих пор не поняли?

Мы дружно покачали головами.

— Вы меня разочаровываете.

— Вот ужас-то. Не знаю, как я это переживу.

— Доступ, мистер Кензи. Все упиралось в доступ.

— Это мы знаем, Шивон. Как, по-твоему, мы вышли на тебя?

Она покачала головой:

— У меня доступ ограниченный. Обрывок разговора здесь, бумажка с банковскими данными там. Скотту этого мало.

— Значит, — сказала Энджи и закурила, — Скотт нацелился захапать половину состояния Доу… — Что-то в лице Шивон заставило ее оборвать себя на полуслове. — Нет. Этим он не удовольствуется. Так ведь, Шивон? Он хочет получить все.

Шивон еле заметно кивнула.

— Поэтому он убрал с дороги Карен. Она была наследницей.

Еще один кивок.

Энджи задумчиво затянулась сигаретой:

— Хотя нет, погодите. Ему нет смысла выдавать себя за Уэсли. Даже если Доу умрут и обстоятельства их кончины ни в ком не возбудят подозрений, маловероятно, что они завещают состояние сыну, которого не видели десять лет. Но даже в этом случае Пирс ничего не добьется. Юристов ему не обдурить.

Шивон не сводила с нее внимательных глаз.

— Получается, — медленно произнесла Энджи, — что, даже уничтожь он Кристофера Доу, выгоды ему с этого никакой.

Шивон воспользовалась спичками Энджи и прикурила сигарету.

— Если только, — продолжила Энджи, — он не получил доступ к… Кэрри Доу.

Это имя, сорвавшись с ее губ, на миг повисло в воздухе и тут же тяжело обрушилось на стол, за которым мы сидели.

— Вот в чем дело, — сказала Энджи. — Так ведь? Они с Кэрри в сговоре.

Шивон стряхнула пепел с сигареты.

— Нет. Вы почти угадали, мисс Дженнеро.

— Тогда?..

— Она знает его под именем Тимоти Макголдрика, — сказала Шивон. — Последние полтора года у них бурный роман. Она даже не догадывается, что это тот самый человек, который довел до самоубийства Карен и хочет уничтожить ее мужа.

— Черт, — сказал я. — У нас была его фотография, а ее не оказалось дома.

Энджи топнула ногой по полу:

— Надо было нам заявиться к ней в гольф-клуб.

Шивон широко распахнула свои маленькие глаза:

— У вас есть его фотография?

Я кивнул:

— И не одна.

— Ему это не понравится. Ему это совсем не понравится.

Я театрально задрожал всем телом и погрозил ей пальцем:

— У-у! Как страшно!

Она скривилась:

— Вы даже не представляете себе, каков он в гневе, мистер Кензи.

Я наклонился к ней через стол:

— Позволь мне поделиться с тобой одним секретом, Шивон. Мне насрать на его гнев. Мне насрать на его обаяние. Мне насрать, что он видит насквозь тебя и даже меня. И что у него есть личный номер Бога. На это мне тоже насрать. Он психопат? Да. Он невероятно крутой спецназовец, который одним ударом может снести тебе голову с плеч? Очень за него рад. Он довел до смерти женщину, которая всего-то и хотела от жизни, что быть счастливой и водить, блин, «камри». Он превратил мужика в овощ, просто потому, что ему так захотелось. А другому отрубил руки и отрезал язык. Он отравил собаку, которая мне нравилась. Очень нравилась. Хочешь увидеть настоящий гнев?