Но Люк, казалось, даже не заметил этого. С горящими глазами он протянул ей измятый номер «Газетт» и резко спросил:

– Это ты написала? Ты?

Мария была потрясена и грубостью его обращения, и той силой, с которой Люк сжал ее руку.

– Да, я, – спокойно ответила она. – И все, что там написано – правда, каждое слово.

Спокойное достоинство девушки помогло Люку прийти в себя. Отпустив ее руку, он попросил:

– Расскажи мне о женщине, которую ты называешь Оутокква. Расскажи все, что ты знаешь о ней.

Мария решительно повернулась к своей корзине.

– Я должна работать.

– Пожалуйста, Мария.

В голосе Люка слышалось столько отчаяния, что девушка даже испугалась. Очевидно, это было очень важно для него.

Мария посмотрела на Люка и вытерла руки о фартук.

– Правда, я ее близко не знала. В ней всегда чувствовалась какая-то странность, отдаленность от всех. Оутокква принадлежала воину, отделившемуся от племени. Он обращался с ней… в общем, унизительно. Она полностью зависела от него и была верна, как собака. Она…

– Как выглядела эта женщина? – нетерпеливо спросил Люк.

Мария помедлила, вызывая в памяти забытый образ. Она хорошо помнила ее густые вьющиеся волосы, необычный цвет которых был предметом постоянного обсуждения среди, женщин племени. Неожиданно Мария подняла на Люка огромные удивленные глаза и, отказываясь поверить в это, невольно прикрыла рукой рот.

– О, Боже! – выдохнула она. – О, Боже!

Люк неотрывно смотрел на девушку.

– Скажи мне, Мария, как она выглядела? – настаивал он.

Мария открыла рот, но не смогла выдавить ни звука. Наконец, когда Люк уже потерял всякое терпение, она прошептала:

– Оутокква похожа на тебя.

Газета выскользнула из рук Люка и упала на землю.

– Это не Оутокква. Это Ребекка Эдер, моя сестра, – срывающимся голосом произнес Люк. – Женщина никогда не говорила о своей семье?

– Нет, – покачала головой Мария. – Нет, она никогда ни о чем не говорила, кроме ее Бога. Видишь ли, женщина была немного не в себе: Черный Медведь очень жестоко обращался с ней.

Черный Медведь… Это имя разожгло пламя в душе Люка, исказив гневом его лицо.

– Где она сейчас, Мария? – требовательно спросил он.

– Я… Это было больше трех лет назад.

– Но ты же знаешь, тебе известно, где она может быть?

Девушка кивнула:

– На противоположном берегу Вабаша несколько деревень…

Люк торопливо забросал Марию вопросами и даже заставил начертить в пыли примерную карту. Выпытав все, что можно, он собрался уходить.

– Что же ты теперь собираешься делать, Люк? – спросила Мария.

– Поеду за ней.

– Но этого не следует делать.

– Как ты думаешь, могу я сидеть спокойно, зная, что моя сестра, скорее всего, жива?

– Это не так просто. Она теперь шони. Невозможно вот так приехать в деревню и забрать ее. Это все равно, что украсть у индейцев женщину.

– Неужели ты думаешь, что меня это остановит?

– Тебя убьют.

– Лучше погибнуть там, чем жить здесь и знать, что Бекки находится у индейцев.

Мария как-то особенно серьезно и торжественно посмотрела на Люка. Наконец-то она поняла, почему он так не любит ее и никогда не проявляет даже искры симпатии: Мария – шони, в ней течет та же кровь, что и в Черном Медведе, укравшем сестру Люка.

– Теперь я знаю, отчего ты меня так ненавидишь, – тихо произнесла девушка.

Люк вскинул голову:

– Это неправда. Я…

– Ты ненавидишь всех шони, – продолжала она. – Я всегда чувствовала твое неодобрение.

Это было правдой, тем не менее, Мария не могла позволить, чтобы Люк, очертя голову, бросился спасать свою сестру, рискуя вызвать негодование всех шони и ненависть Черного Медведя.

– Я поеду с тобой, – как можно спокойнее сказала Мария, стараясь не думать о своих обязательствах перед мисс Нелли, Гедеоном, «Газетт».

– Нет, – возразил Люк. – Я не могу тебе это позволить.

– Но это необходимо, Люк.

– Я не нуждаюсь в защите женщины.

– Не льсти себе, – резко оборвала его Мария, – и не переоценивай свои силы. Ведь я – шони, Люк. Я говорю на их языке, знаю их обычаи.

– Мария…

Она предостерегающе подняла руку:

– Подумай о своей семье, о родителях. Если ты отправишься в одиночку, они могут потерять не только Ребекку, но и тебя.

Люк посмотрел на нее долгим взглядом:

– Почему ты это делаешь, Мария?

Девушка снова принялась развешивать белье, размышляя над его вопросом. Действительно, почему? Что она видела от Люка, кроме скрытой неприязни и неодобрения? Но, с другой стороны, если бы не он, они бы с Гедеоном умерли прошлой зимой.

– Я обязана тебе жизнью, и жизнью Гедеона. А я не люблю чувствовать себя обязанной.

– Ты и не должна так себя чувствовать, – мрачно ответил Люк.

Мария даже поежилась под его ледяным взглядом. Но она знала, что он всего лишь старается напугать ее, оттолкнуть, чтобы отбить желание идти с ним вместе.

– Завтра на рассвете я буду готова, – ровным голосом произнесла Мария. – Если ты не приведешь мне коня, я отправлюсь пешком.

Лицо Люка потемнело от гнева, и Мария приготовилась к долгому спору, но он только покачал головой:

– Черт возьми, до чего же ты упрямая, Мария Паркер!

Мария напряглась, уверенная в том, что Люк хочет оскорбить ее. Но увидев его чудесную, всепобеждающую улыбку, она поняла, что готова идти за ним, куда угодно.

Хэнс резко ударил хлыстом по подпрыгивающим крупам двух серых, недавно купленных им, лошадей. Он сполна заплатил за свое четырехмесячное отсутствие, отвечая на болезненные, переворачивающие душу расспросы отца и стойко выдержав долгие изучающие взгляды матери. Родители всегда заставляли его чувствовать себя не в своей тарелке, они были так чертовски добры, так готовы все понять и простить. «Да остановите же меня! – хотелось иногда закричать Хэнсу. – К черту вашу снисходительность, ваше понимание!»

Но сейчас Хэнс испытывал совершенно иные муки. Все время, пока он отсутствовал, путешествуя вниз по реке до Нового Орлеана в компании контрабандистов и проституток, стараясь потерять себя и забыться на пропахших апельсинами пристанях и набережных, перед его мысленным взором вставал один и тот же образ: милое лицо с широко расставленными глазами цвета бренди и маленьким вздернутым носиком.