– Мне нужна твоя помощь, Ханна. У меня проблемы с Хэнсом. Он – за дверью.

Люк коротко рассказал, что произошло у Бисли после скачек, затем подал Ханне халат с вешалки у двери, зажег лампу, и они вышли на улицу. Там Люк снял с коня пьяного, качающегося Хэнса, который, очнувшись, с ругательством попытался ударить брата кулаком.

– Перестань, – раздраженно бросил Люк, втаскивая Хэнса в дом.

Через несколько минут пьяный, что-то тихо бормоча, уже лежал на диване. Ханна принесла красное кедровое ведро с водой, тряпки и принялась осторожно смывать кровь с лица Хэнса. Обнаружилось, что у него рассечена скула, лоб, синяки на щеках.

Ханна удивленно взглянула на Люка:

– Я поняла, что это он кого-то избил. А на самом деле и Фарли хорошо поработал.

Когда Ханна начала обрабатывать раны, Люк поморщился, еще со времен мальчишеских драк зная, как это больно.

– Это не Фарли, – спокойно признался он, хотя в душе горько раскаивался.

Ханна нахмурилась:

– Тогда кто же?

Хэнс очнулся от боли и улыбнулся женщине уголком разбитого рта.

– Работа моего маленького братишки, – произнес он, сверкнув удивительно ясными глазами в сторону Люка. – Ты хорошо поработал, братишка. Славно защитил честь индейской шлюхи.

Хэнс посмотрел на Ханну, с удовлетворением заметив ее потрясенный взгляд.

– Да, да, это сделал он. Я просто немного развлекался с этой скво – судя по всему, шони, – когда Люку почему-то пришло в голову броситься на ее защиту.

Люк напрягся:

– Достаточно, Хэнс. Все уже закончилось.

Однако Хэнс не обратил на его слова никакого внимания.

– Что же тебя так разожгло, братишка? Или у тебя роман с этой скво, или…

– Я же сказал, достаточно, – процедил Люк сквозь сжатые зубы.

Хэнс пьяно хихикнул и взял из рук Ханны стакан с сидром.

– Да, сэр, – тихо пробормотал он себе под нос. – Никогда не думал, что придет день, когда кто-нибудь из Эдеров размякнет из-за краснокожей.

Люк резко отвернулся, с такой силой схватившись за край стола, что пальцы его побелели. Приступ острого гнева постепенно ослаб, оставив после себя тупую боль.

Когда Люк снова повернулся, то заметил, что Ханна смотрит на него очень внимательно. Ее взгляд, казалось, проник в самую душу Люка, и Ханна грустно и задумчиво улыбнулась. Женская мудрость подсказала ей то, в чем Люк еще не признался даже самому себе.

Теплым осенним вечером Эдеры сидели в гостиной, расположенной так, что из ее окон открывался чудесный вид на зеленые просторы фермы.

В окошечке старинных часов показалась маленькая луна, и тихий металлический звон предупредил всех, что уже восемь. Люк молча поднялся и направился к двери, окинув беспокойным взглядом новый амбар и сараи, полные зерна. Плечи его были напряжены, а рука крепко сжимала дверной косяк.

Женевьева взглянула на Рурка и вложила свои пальцы в его широкую ладонь, затем подняла глаза на сына.

– В городе говорят, что мужчины в семье Эдеров не склонны к женитьбе, – задумчиво произнесла она.

Люк медленно вышел на крыльцо, присел на ступеньку и, подняв колено, оперся на него подбородком.

– У меня вполне достаточно работы на ферме, – ответил он матери, с грустью наблюдая, как спелая пшеница тихо колышется от вечернего ветерка. – Будь у меня жена, у меня не хватило бы на нее времени.

Рурк и Женевьева обменялись заинтересованными взглядами.

– Ты работаешь не больше, чем твой отец, когда мы поженились. А я никогда не чувствовала себя обделенной вниманием, – с этими словами Женевьева доверчиво положила голову на плечо мужа, вспомнив долгие годы их близости.

Люк зажег сигару и покачал головой:

– Ты совсем другая, мама. Ты все время работала наравне с отцом. В Лексингтоне нет таких девушек. Им всем нужен красивый дом и рабы, даже для того, чтобы воспитывать собственных детей.

– Это девушки, сынок. А вдова Редвайн?

Выпустив кольцо дыма, Люк внимательно посмотрел на мать:

– А что вдова?

Женевьева рассмеялась своим милым журчащим смехом:

– Совсем не секрет, сынок, что уже больше двух лет ты поддерживаешь с ней знакомство. Ты не думал о том, чтобы жениться на ней?

Да, Люк не раз подумывал об этом, но у них с Ханной была просто удобная связь, даже слишком удобная. Однако он не представлял эту женщину в качестве жены. Если бы они были вместе изо дня в день, это непременно стало бы тяготить его. Не отдавая себе в этом отчета, Люк хотел от брака чего-то большего.

– У нас с Ханной полное взаимопонимание, – уверенно ответил он.

Ханна никогда ничего не требовала и не просила у него, и Люк полагал, что ее тоже устраивает существующее положение вещей. Однако Женевьева все понимала и чувствовала жалость к вдове. Она заметила, как Ханна смотрит в церкви на Люка, и узнала этот застывший взгляд неудовлетворенной тоски и одиночества. Женевьева сама так же смотрела долгие годы на Рурка. Да, вполне очевидно, что Ханна отчаянно любила Люка и боялась совершить ошибку и потерять его, пытаясь привязать к себе.

Рурк взглянул на часы.

– Однако, мы не молодеем, сын, – грустно-шутливо произнес он. – Нам бы хотелось и внуков побаловать.

Люк пожал плечами:

– Сара превратилась в самое прелестное в Лексингтоне создание. Через несколько лет вас осчастливит она или Израэль…

– Израэль все время сидит, уткнувшись носом в книгу, так что не может даже сказать, день на дворе или же ночь, – возразила Женевьева. – Сара, возможно, и считает себя взрослой, но на самом деле еще совсем ребенок.

– Похоже, Натаниэль Кэддик вовсе не считает ее ребенком, – заметил Люк, внимательно наблюдая за реакцией родителей.

Вот уже несколько месяцев младший из Кэддиков ухаживал за Сарой, очарованный ее бело-розовой красотой так же, как она – богатством его семьи. Кэддики с головокружительной скоростью приобретали деньги и рабов, словно стараясь поскорее забыть о том, что начинали с выращивания мяты. Люк подозревал, что родители не одобряли подобный стиль жизни. Им была не по душе эта табачная и хлопчатобумажная династия с целым штатом домашних рабов, которых хватило бы, чтобы заселить небольшую деревню.

– Кажется, ты прав, – вздохнув, согласилась мать. – Но положиться всегда мы могли только на тебя, Люк Израэль и Сара так заняты собой… Одно время я возлагала надежды на Хэнса и Айви Атвотер, но Хэнс не показывается из Луисвиля после того печального происшествия с Фарли Кэддиком.

Плечи Люка напряглись еще больше под невидимым грузом родительских надежд. Стараясь не раздражаться, он вышел во двор, чтобы заняться предстоящим урожаем. Скоро придут работники убирать пшеницу, а когда все закончится, можно будет на некоторое время снова скрыться в диких лесах.