– Я… я слышала, как кто-то сказал: «Доктор Суайр, посмотрите на энцефалограф. Активность мозга падает». А вы ответили: «Это хорошо». Потом вы сказали что-то вроде «резодокс» и «артериальное давление». Я услышала: «Выключите зуммер. Внимательно следите за энцефалографом и давлением». Потом я неожиданно почувствовала, что парю под потолком и смотрю на операцию сверху.

Брови Суайра приподнялись.

– Парите?

– Вроде как в невесомости.

– И что вы чувствовали?

– Это было здорово, потому что боль прекратилась. Вы все там волновались, пытались воскресить меня. Я хотела сказать, что со мной все в порядке, но не могла.

Глаза Суайра вцепились в Кэт. Они резали ее плоть, словно алмаз – стекло.

– А что вы еще видели?

Кэт отвела глаза, не желая рассказывать ему о лигнокаине. Еще не время.

– Рядом с вами стоял еще один мужчина. Думаю, ваш ассистент, он смотрел на датчики и всякие другие штуки. Я видела, как вы доставали одноразовый шприц из обертки. Я видела часы на стене, на них было десять минут восьмого. Вы мне что-то ввели через ту штуку, которая была у меня в руке, и сделали запись в карте. Сестра сняла зеленое покрывало и начала делать мне массаж сердца. Потом трое мужчин вкатили… я не знаю… думаю, дефибриллятор. Тогда меня что-то потянуло назад.

Выражение, которое появилось в глазах доктора, напугало Кэт, она вся похолодела. Это было возбуждение, почти детское, только без детской невинности. Холодное, жадное и хитрое. Кэт сглотнула комок, который появился у нее в горле, и опустила глаза в меню. Тушеная говядина с клецками. Что может быть более обыденным? Кэт успокоилась и почувствовала острый аромат одеколона. Дорогой, показушный.

– Продолжайте.

– Я испытывала что-то вроде блаженства, потому что боль ушла, потом я начала подниматься все выше и выше, что-то тащило меня в темный туннель. Мне не хотелось туда. Я боялась.

– Чего?

– Ну, того, что меня затянут, я умру.

– Кто затянет?

– Духи, я полагаю, – сказала Кэт, чувствуя, что сказала глупость. Сейчас в глазах доктора Суайра была мягкость, на губах играла добрая улыбка – уж не почудилось ли ей то ледяное, пугающее выражение, которое только что было на его лице. – Я будто бы кружилась в этом туннеле, а в конце его попала в яркий, сверкающий свет. Он словно был живым… как будто какое-то существо… некое подобие человека.

– Он был дружелюбным?

– Да. – Кэт пожала плечами. – Добрым, понимающим. – Она снова ощутила сильный жар, внутреннее тепло, которое растопило боль внутри. – Это было замечательно, я чувствовала себя в безопасности, меня охраняли и любили. Мне хотелось быть там, только там. Затем я увидела своего брата Хауи – он умер, когда мне было четырнадцать лет, Хауи сказал, что вы снова заставили биться мое сердце, поэтому мне нужно возвращаться в свое тело.

– И что вы тогда почувствовали?

– Мне не хотелось возвращаться обратно. При мысли об этом мне стало плохо. Там, где я находилась, было удивительно хорошо, и, кроме того, я еще о многом не расспросила брата. Хауи торопил меня. Он на меня сердился, сказал, что я должна вернуться, что мне нужно еще многое сделать. Затем я услышала, как кто-то произнес: «Теперь она уже дышит самостоятельно», и снова оказалась в собственном теле. – Кэт ожидала насмешки, но доктор сидел молча.

– Вы понимаете, Кэт, что такое смерть? – спросил он наконец.

– Думаю, что да.

– Насчет смерти существует множество заблуждений. Официальное определение – это смерть мозга. С помощью системы искусственного жизнеобеспечения жизнь в людях можно поддерживать годами, десятилетиями, но, если у них отсутствует мозговая активность, считается, что у них нет сознания. Как у растений. Вы об этом знаете?

– Кое-что.

– Сердце – это просто насос, остальные органы – фильтры или фабрики химических веществ, а также системы удаления отходов. – Доктор, казалось, оживился. В голосе его появилась страсть, возбуждение. – Во время операции ваш мозг был отключен компонентами наркоза. Он был отключен около пяти минут, то есть в это время он не действовал. Затем у вас остановилось сердце. Принимая во внимание перечисленные обстоятельства, вы находились в состоянии клинической смерти. Вы были растением. – Он внимательно посмотрел ей в лицо. – Ваше сердце не билось в течение трех минут. Обычно при остановке сердца на более чем девяносто секунд наступает кислородное голодание мозга, и в нем возникают необратимые повреждения. Но ваш мозг был защищен, он был отключен анестетиками, и ему не требовалось нормальной подачи кислорода.

– Как при гипотермии?

– Похоже.

– А зачем же отключили мой мозг?

– У вас были все признаки эпилептического припадка вследствие внутренней травмы головы. И, кроме того, это снижает риск кровоизлияния в мозг.

– Вы хотите сказать, что у меня была внутренняя травма головы? Эпилепсия?

– Сомневаюсь. Будем надеяться, что нет. Часто это всего-навсего симптомы травмы. – Доктор Суайр сказал это таким тоном, что Кэт почувствовала себя дурочкой. – Когда вы находились под потолком операционной, ваш мозг был полностью отключен. Совершенно невозможно, чтобы в это время вы могли что-то видеть.

Внутри ее разворачивалась ледяная пружина.

– Так чем же вы объясните то, что со мной произошло?

– Обычно остановка сердца и купирование барбитуратами мозговой активности стирают кратковременную память. Поэтому вы ничего не можете помнить.

– Но я же помню.

– У вас типичные послеоперационные галлюцинации, вызванные компонентами наркоза. Кроме того, при умирании мозга выделяются сильные галлюциногенные вещества, это часть механизма выключения мозга. Иногда люди, которые были близко от смерти, говорят, что они общались с умершими родственниками, а на самом деле это лишь переход от жизни к смерти. Последнее, на что способен наш мозг, – сделать так, чтобы нам было приятно умирать. В реальности же вы ничего видеть не могли. Вы были мертвы, у вас не было никакой мозговой активности.

Кэт покачала головой.

– Это действительно несколько странно, – сказала она и в этот момент услышала голос Доры Ранкорн. Потом голос Хауи. Перед ней пронесся образ операционной. Странный треугольник, нарисованный сверху на абажуре лампы.

– Чем вы зарабатываете на жизнь, Кэт?

– Я журналистка, газетный репортер.

– Какой газеты?

Кэт указала на «Вечерние новости», которые лежали рядом с ней на кровати.

Анестезиолог улыбнулся:

– Хорошая газета. Хотя несколько противоречивая, спорная.

Кэт пожала плечами:

– Вот уж нет. Никаких спорных материалов, никаких дискуссий.