малейшей улике, легко приходят в ярость и поддаются желанию немедленно свершить правосудие».

Из «Сованского преступника» Катерхаузера Кодекс: Советы практикующим Правосудиям

Меня разыскал сэр Радомир. Пару дней я безвылазно сидела в трактире. У меня было предостаточно денег, которые прежде редко приходилось тратить. Так что я могла без труда оставаться там какое-то время. Мне хотелось немного побыть одной, предаться горю, а затем подумать, что же делать с моей жизнью дальше. Я не сомневалась, что Вонвальту известно, где я нахожусь. Я особенно и не таилась, и он наверняка хотел убедиться, что я в безопасности. Порой благодаря его присмотру я ощущала себя спокойнее. А иногда мне казалось, что он душит меня своей опекой. Будь Вонвальт кем-то другим, его внимание могло бы показаться пугающим, но я хорошо его знала и понимала, что оно рождено заботой обо мне, а не желанием контролировать каждый мой шаг.

Вот только иногда мне не хотелось, чтобы он обо мне заботился.

Я ожидала, что с разговором ко мне придет Брессинджер, а не сэр Радомир. Шериф тихонько постучал в мою дверь через два дня после смерти Матаса.

– Сэр… Радомир, – запнувшись, сказала я, когда распахнула дверь. Я сразу же страшно смутилась. Несколько дней я почти не мылась и была одета лишь в ночную рубашку. Мои волосы спутались и походили на птичье гнездо. Мне было бы совершенно начхать, увидь меня в таком виде Брессинджер, но сэр Радомир был нам почти чужим и к тому же являлся офицером на службе города.

– Мисс Седанка, – сказал сэр Радомир, делая вид, что не замечает моего кошмарного вида. – Правосудие Августа…

– Дайте мне минутку, – сказала я, покраснев от стыда.

– Коне… – начал было он, но я уже захлопнула дверь у него перед носом.

Я забегала по комнате, переодеваясь во что-то более подходящее и расчесывая волосы. В комнате было простенькое зеркало, но я посмотрелась в него лишь мельком и больше не выдержала. Поскольку я несколько дней горевала и почти не ела, мое лицо побледнело и осунулось – а еще я два года провела в дороге, так что на моих костях и так почти не было мяса, из которого можно было бы взять запасы сил. Порез, оставшийся на щеке от удара Вогта, выглядел безобразно, а волосы на одном виске отросли лишь до короткого ежика и не скрывали шрам, которым меня одарил подкупленный Грейвсом стражник.

Решив, что выгляжу более-менее подобающе, я снова открыла дверь. Сэр Радомир стоял в коридоре, прислонившись к стене. Он оттолкнулся от нее, загремев доспехами.

– Правосудие Августа желает побеседовать с вами, – сказал он. – Она в здании суда вместе с сэром Конрадом. Мне сказали, что дело чрезвычайно важное и довольно срочное.

Я напряглась. Видеться с Вонвальтом мне не хотелось, но отказать сразу двоим магистратам Империи я не могла.

– Хорошо, – сказала я и вслед за шерифом вышла из трактира.

Мы быстро зашагали по улицам. Утро было солнечным, и легкий ветерок разносил запахи сточных вод и отбросов.

– Вы поссорились с сэром Конрадом, – заметил сэр Радомир.

– Вас это удивляет? – резко спросила я.

Сэр Радомир покачал головой.

– Нет, ничуть. Не забывайте, Матас ведь был из моих парней.

Я действительно забыла об этом, и мне на миг стало стыдно.

– Вы правы, простите.

Сэр Радомир отмахнулся от меня.

– Я не стану делать вид, будто мне сейчас больнее, чем вам. Но, Хелена, что бы вы ни чувствовали, вы не можете винить сэра Конрада в гибели парнишки. Поверьте, я скорблю о его кончине, но он сам принял решение пойти за вами.

Я недовольно хмыкнула. Мне не хотелось выслушивать это.

– Вы должны помириться. Правосудие сам не свой. Я не так давно его знаю, но даже мне это заметно. Он рассеян. Сейчас ему необходимо работать с двойным усердием, но помощников у него стало вдвое меньше. Брессинджер делает, что может, но он – грубый инструмент, не предназначенный для тонкой мыслительной работы. Ему привычнее рубить чужие головы, нежели думать своей собственной. Я выделил сэру Конраду столько людей, сколько смог, но они совсем не отвечают его требованиям. Вы нужны ему, Хелена. Иначе он не может думать о деле. Ему нужно, чтобы вы были рядом, работали вместе с ним. Мне кажется, вы не до конца понимаете, как сильно он на вас полагается.

Я помотала головой.

– Вовсе нет.

– А вот и да! – с жаром сказал сэр Радомир. – И ему не хватает не только вашего труда, но и вашего общества. Вы многое для него значите. Конечно, сэр Конрад никогда не попросит вас вернуться. Он слишком уважает вас и ваше решение и ставит ваше счастье превыше собственного. Но я знаю – он очень боится, что ваши с ним отношения испортились окончательно и непоправимо. И, если позволите, мне кажется, что мир правопорядка многое потеряет, если вы решите его оставить.

Я не хотела слушать сэра Радомира, но я не могла пропустить его слова мимо ушей. И, помимо моей воли, они нашли отклик в моей душе, как и слова Брессинджера до этого.

– Я подумаю об этом, – сказала я.

– О большем я и не прошу, – ответил сэр Радомир. Мы подошли к зданию суда. – Идемте, – сказал он, – они в хранилище.

* * *

Вонвальт и Августа забились в темный, плохо освещенный угол огромного подвала здания суда, где хранились все записи. Больше здесь внизу никого не было, лишь полки, заставленные свитками и кодексами, и скамьи для служителей закона, разыскивающих нужные им прецеденты.

– Хелена, – сказала Августа, когда сэр Радомир оставил меня с ними. – Мне рассказали о твоих приключениях и о твоей утрате. Твоя храбрость и приверженность делу правосудия заслуживают высочайшей похвалы.

– Благодарю вас, – сказала я, не ожидая такого хвалебного натиска.

Августа печально улыбнулась.

– Это жестокая судьба – потерять возлюбленного. Понимаю, что тебе сейчас больно. Но ты можешь найти утешение в том, что его убийц ждет смерть.

– Этим утром мы получили полные признания от всех троих, – мрачно сказал Вонвальт. – От Фишера, Бауэра и Вогта. Потребуется лишь еще немного времени, чтобы составить обвинения. Суд состоится, но это всего лишь формальность.

– Хелена, – серьезным тоном сказала Августа, прервав меня, прежде чем я успела узнать подробности. – Я хочу обсудить сеанс, который вы проводили с Фенландом Грейвсом.

Я содрогнулась. В хранилище будто бы стало темнее.

– Я надеялась забыть об этом, – сказала я.

Августа кивнула.

– Я понимаю, – сказала она, – но… – Она помедлила, подбирая правильные слова. – Твои видения. И сны. Боюсь, они