– Нема, да заткнетесь вы все или нет?! – огрызнулся Вогт. Он повернулся ко мне. – Мы нашли его, когда он пытался прокрасться куда не следовало, – сказал он. – Это ведь твой кавалер, верно?

– Он здесь вообще ни при чем, – сказала я. По моему лицу потекли слезы. – Пожалуйста…

– Прекрати, – сказал Вогт, поднимая руку. – Прекрати. Он никуда не денется, так что хватит умолять. А теперь слушай. Это – счастливая случайность. Я могу выяснить у тебя все что хочу, и мне даже не придется поднимать на тебя руку… снова. – Последнее слово он прибавил, ухмыляясь. – Итак, расскажи мне, что известно Правосудию. Расскажи мне все о расследованиях, которые он ведет. Если расскажешь, твой мальчишка выживет. Если нет – он умрет. Все очень просто.

– Ничего им не говори! – из последних сил закричал Матас, заработав за это пинок.

– Нема, ну и парочка, – сказал Вогт стражникам. Те подобострастно заржали. – Даю тебе последний шанс, девчонка.

– Мы не знаем! – закричала я сдавленным от горя голосом. – Мы ничего не знаем о том, чем вы здесь занимаетесь.

– Эмилия сказала то же самое, – подал голос один из стражников.

– Чтоб тебя, Бродерик, закрой свой рот, пока я не вырвал тебе язык и не засунул его Казивару под хвост! – заорал Вогт. Затем он снова повернулся ко мне. – Вы расследуете смерть леди Бауэр.

– Да, – сказала я.

– И вы совсем ничего не выяснили?

– Мы знаем, что из городской казны в монастырь поступают большие суммы денег, – сказала я. – Больше, чем можно законно обосновать.

– И?

Я лихорадочно думала. Пыталась сообразить, как сказать столько, чтобы ему было достаточно, и при этом не выдавать всего, что мы выяснили.

– Мы думали, что за этим стоял Фенланд Грейвс, – выпалила я.

Вогт посмотрел на меня. Затем он рассмеялся.

– Нема, да от вас, законников, вообще никакого толку, да? Вы думали, что все устроила эта безнадежная куча навоза? – Он расхохотался, и стражники – двое, что держали Матаса, и тот, что держал меня, – присоединились к нему.

– Да, и теперь он мертв, – огрызнулась я.

Вогт тут же переменился в лице.

– Да, – сказал он. – Убит твоим господином, верно?

Я прикусила язык с такой силой, что ощутила вкус крови. Как же глупо с моей стороны было пытаться уязвить его!

– Итак, – недобро оскалился Вогт. – Убит Правосудием. Есть в этом какая-то ирония, разве нет? – Когда я не ответила, он рявкнул: – Говори, девчонка!

– Грейвс напал на нашего пристава, – сказала я. В тот момент объяснение казалось разумным. – Его убили в ходе самообороны.

– И знаем мы это только с твоих слов, не так ли? – сказал Вогт.

– Клянусь, все так и было, – сказала я.

– Самооборона, значит? – спросил Вогт. Он переменился в лице. Уголок его рта приподнялся, словно он обдумывал сказанное. – Что ж, наверное. Грейвс всегда был дураком. А вот тебе еще один пример самообороны.

Я не осознавала, не хотела осознавать, что происходит, пока не стало поздно. Вогт вытащил из ножен на поясе короткий меч, несколькими быстрыми шагами подошел к Матасу и вонзил клинок ему в живот.

– Нет! – закричала я. У меня подкосились ноги. Державший меня стражник разжал руки, когда я безвольно на них повисла.

– Матас! – выла я, подползая к нему. Я слышала, как остальные смеются. По сей день меня потрясает то, что люди способны на подобную жестокость.

Они отпустили Матаса, и он, прерывисто дыша, упал на пол, в растекающуюся лужу собственной крови. Вогт что-то кричал мне, но я не могла разобрать слов, даже если бы и хотела. Все растворилось в тумане страдания. Казалось, что мечом пронзили не Матаса, а меня.

Я подобралась к нему. Меня никто не останавливал. Я приподняла голову Матаса и притянула к себе, безудержно рыдая. За мою жизнь я сотни раз думала о той минуте. Столь непоправимое горе часто остается в памяти неизгладимым клеймом. Даже множество лет спустя оно может заставить меня расплакаться. Матас был хорошим парнем, искренним и с добрым сердцем. Для меня было бы честью стать его женой. Наша жизнь могла сложиться совсем по-другому.

С каждым выдохом Матас ужасно хрипел, и я не сразу сообразила, что он пытается что-то прошептать мне на ухо.

– За тобой… есть проход, – запинаясь, говорил он, с каждым словом превозмогая боль. – Через него я попал сюда. Он ведет… в предгорья. Ты должна бежать, Хелена. Оставь меня. Мне конец… но для тебя надежда еще есть.

– Не говори так, – сказала я. – Не говори. Мое место здесь, с тобой. Не заставляй меня уйти… я с самого начала должна была остаться с тобой.

Я снова и снова целовала его в висок и в лоб, словно могла таким образом залечить рану.

– Хелена, пожалуйста… Ради меня… Ты должна бежать. Найди грозодца… и сэра Радомира. Пусть они приведут врача. Если успеешь вернуться с подмогой, может быть, они успеют спасти меня.

Тогда я не понимала, что Матас просто пытается заставить меня убежать. Он сообразил, что добьется этого, только если скажет, что его еще можно спасти. Он прекрасно понимал, что не переживет такого ранения. Так странно; после я долгое время злилась на Матаса за то, что он заставил меня бросить его, ведь тогда я была уверена, что мне нужно остаться с ним. Но, конечно же, он был прав. Вогт бы просто убил и меня тоже – и хотя в тот миг я бы обрадовалась смерти, она была бы совершенно бессмысленной.

– Я тебя люблю, – лихорадочно шептала я ему на ухо. Я хотела, чтобы Матас это знал. Он должен был знать, что все было не напрасно. – Я тебя люблю.

– Я… тоже люблю тебя, Хелена. А теперь, пожалуйста, уходи. Беги в конец подземелья. Там есть… – он сдавленно застонал, – …дверь, которая ведет на винтовую лестницу. Убегай, ради меня, Хелена.

Я снова его поцеловала. Люди Вогта, стоявшие вокруг нас, начали приближаться; видимо, они сообразили, что Матас говорит мне не просто прощальные слова.

– Ну все, хватит, – грубо сказал один из них и потянулся, чтобы схватить меня за руку. Но прежде чем он успел прикоснуться ко мне, я оттолкнулась от пола, развернулась и изо всех сил побежала в другой конец подземелья.

Сзади до меня донеслись удивленные возгласы, а затем и крики. Совсем скоро я услышала ругань и звуки погони, но я не смела обернуться. Еще за много лет до этого я усвоила, что оборачиваться нельзя. Если кто-то действительно мог меня поймать, то это бы случилось несмотря ни на