Тогда эта фраза мне показалась не смешной, но освобождающей меня от каких бы то ни было обязательств.

– Я могу остаться?

– Почему, если не секрет?

– Мне некуда идти.

– Спасибо за честность. Конечно, можешь.

Вот такой я великодушный либалзон. Сначала разрешил уйти, потом разрешил остаться, а подумал, что надо бы избавиться от сомневающихся. Если и не убрать, то хотя бы выгнать при удобном случае.

Приведение наших маскарадных костюмов в должный вид производилось одновременно. Идеала, конечно, не достигли – мой болтался на мне мешком, но более или менее приличный вид организовали.

Я был в зеленом камзоле и, разумеется, смешной шапочке. У Толикама шапочка была поинтересней, но тоже из области клоунады. А вот наша охрана блистала «чешуей», в смысле кольчугами – красавцы, даже Ларк казался воином. Клоп выудил из седельных своей лошади перстень и протянул мне:

– Поносить!

– Не знаю, Клоп, я не смогу расстаться… – когда перстень перешел ко мне в руки, ответил я.

– С пальцем оторву.

– Пятьдесят палок ему, – величественно указал я Чустаму на Клопа.

– Либалзон, ты бы перстень на средний палец надел, – посоветовал Толикам.

Я отчего-то решил, что надо на безымянный, – «оговорка» по Фрейду, наверное. Эх, Фрейдочку бы какую… Я даже жениться готов. Несмотря на сторонние мысли, я надел перстень как сказали. Хотя как перстень? Печатка.

– А что, это имеет значение?

– Либалзоны и лигранды носят на среднем, а балзоны и грандзоны на указательном. В чем смысл, не знаю.

Огарик. Парень ошарашенно трогал свои ставшие неимоверно короткими волосы. Наш цирюльник хотя бы привел его в должный вид, а то я уж сомневаться начал… Ну а что? Чуть ли не косы. Опус, тот раб, что взялся за стрижку, явно был мастером своего дела. Пока он приводил в порядок остальных, я заметил у него на пальцах водянистые нарывы – местные ножницы это, скажу я вам, чуть ли не садовые. И терпит ведь.

Снялись мы со стоянки, попрощавшись с клеймеными лошадьми (благо хоть седла были без знака), уже далеко за полдень, и, как оказалось, весьма вовремя. По дороге нас догнали два десятка воинов в деревянной броне.

– Горн, могу переговорить с тобой? – отозвал Толикама старший.

Хорошо, что вопрос был адресован не мне, я бы даже говорить не стал, сразу бы вынул клинок.

– Разумеется, – спокойно ответил мой горн, останавливая лошадь.

Мы останавливаться не стали, лишь слегка снизили темп. Сердце билось в пятках, уверен, что не только у меня, так как ребята, догнавшие нас, выглядели серьезно. Жизнь, конечно, не пролетела перед глазами, но рука на эфес легла автоматически.

– Спросили, не видели ли мы банду разбойников, – нервно произнес Толикам, когда нагнал нас минут через десять. – Нашли рядом стоянку.

– А ты что?

– Сказал, что если бы видели, то обязательно поработили бы.

– Не слишком ретиво?

– Ты просто знать плохо знаешь.

– Хорошо, что на дороге встретились, а не в лесу, – прокомментировал корм.

Вскоре нас обогнали два десятка воинов. Я даже вздохнуть в это время боялся.

– Уходим! – только они проехали, крикнул я.

– Куда?! – возразил Чустам. – Эти найдут, если поймут, что мы ушли в сторону. Они сейчас возвращаться будут. Едем дальше!

Если честно, то плевал я уже на всю эту переправу вместе с долбаной затеей легализации. В голове стучало одно – бежать! Воины проскакали обратно через полчаса. Наверное, узнали, что никто похожий не переправлялся, и рванули искать бандитов. Минут через десять показалась и сама переправа…

Толикам, махнув рукой Чустаму, поехал вперед. Мой самый серьезный телохранитель за ним. От Ларка ждать самоотверженности и геройства глупо, а сам я, дело прошлое, разве что стирать портки пока еще не ринулся.

– У меня со вчера застолбились! – возражал воин у парома, когда мы подъехали.

– Всыпать ему! – крикнул я.

Мне вот очень-очень надо было на тот берег. Вот прямо очень! Ребята в деревянных бронежилетах до сих пор стояли перед глазами.

– Что? – переспросил недоумевающее Толикам.

– Я хочу, чтобы ему всыпали палок, – вальяжно подняв палец, указал я на воина, с которым говорил Толикам.

– Либалзон, понимаете, он не житель балзонства вашего отца…

– Мы это… – вдруг промямлил воин, – отправим вас на первом же пароме, уважаемый либалзон. Не извольте гневаться.

Я невозмутимо проехал к краю причала. Так называемый паром только отходил от противоположного берега. Ждать точно не менее часа, но я вполне мог созерцать водную гладь это время. Прошло минут двадцать, как нарисовалась вторая неприятность.

– Там сзади карета балзона, – прошептал Толикам. – Я не могу с ним говорить.

– Как хоть меня зовут по документам? – запоздало спросил я.

– Либалзон Борокугонский Элидар Младший, – уведомил меня горн.

– Где это?

– Якальское локотство.

Если честно, то мне это совершенно ни о чем не говорило, но приготовиться к возможной встрече стоило.

– А как зовут его?

– Да откуда я знаю! – Толикам явно тоже нервничал. – Ты должен знать геральдику.

– Горн, боги тебя побери. Тебя что, геральдике не учили?

– Учили, по локотствам. Я же артист, а не придворный. Точно из Луиланского локотства. Слазь, он из кареты выходит.

Я спешился и, оглянувшись, увидел сухонького старичка. Тот явно ждал чего-то и пристально смотрел на меня. Я, понимая, что надо что-то делать, направился к нему. Сзади раздался стон Толикама. Карету сопровождал, по всей видимости, горн и десяток воинов, шлемы которых висели на луках седел. Моя охрана с ведрами на головах под испепеляющим солнцем выглядела очень нелепо на их фоне.

Знаете, что такое голливудская улыбка? Грязь это, а не выказывание всенепременного удовольствия от встречи. То ли дело моя, причем, улыбаясь, я не разомкнул губ… Наверное, смотрелся этаким американским клоуном из фильма ужасов, поскольку ни один лучик дневного света не проскользнул сквозь мои отсутствующие зубы.

– Уважаемый… – изобразил я поклон, недавно виденный мной в исполнении Чустама.

Толикам это сделал гораздо элегантнее, за что получил от меня гневный взгляд.

– О-о-о, либалзон! Как давно я не встречал почтения к старшим. К сожалению, современная молодежь совсем не помнит традиций, но это ни в коей мере не касается вас.

Похоже, старичок совсем не страдал излишней молчаливостью. Воины у причала разве что наизнанку не вывернулись. Купцы, которые терлись вокруг, вдруг просто исчезли.