Радюкин машинально поднял свободную от баллона руку, чтобы перекреститься, и стальная перчатка глухо звякнула о нагрудную пластину скафандра.

Водитель любого транспортного средства должен обладать хорошим чувством пространства. Чем сложнее техника, тем выше требования к его искусству. Однако любая наземная машина, даже самая современная, не идет ни в какое сравнение с летательными аппаратами. Высота поднимает ответственность в геометрической прогрессии, заставляя пилота держать в уме быстроменяющуюся обстановку уже в трех измерениях.

Но многие утверждают, что управление подводной техникой еще сложнее, ведь на глубине практически невозможно полагаться на зрение – основной орган чувств человека. Тот, кто ведет субмарину, должен обладать сверхъестественным чутьем, умением читать показания приборы с легкостью, как слова в букваре.

Еще нужно иметь сплоченную, опытную команду, которая понимает приказ командира с полуслова, умеет просчитывать ситуацию и принимать самостоятельные решения в пределах своих задач. Ведь управление подводной лодкой – задача не для одного человека. Любое сколь-нибудь значимое действие, даже простое изменение глубины, требует работы нескольких членов экипажа. А сложное маневрирование возможно только при участии всех подводников, когда команда действует как единый механизм – быстро, точно, предсказуемо для командира.

Если не считать Радюкина, Шафрана и группы Трубникова, «Пионер» приводили в движение двадцать девять человек. Столь малый экипаж стал возможен только благодаря высочайшей степени автоматизации и новому поколению надежных функциометров. Три десятка человек, которых отбирали по всей Империи, по всему флоту. Лучшие из лучших, прошедшие все мыслимые физические и психологические проверки, профессионалы, все с настоящим боевым опытом. И сегодня их отшлифованным навыком, трудом и самоотверженностью «Пионер» совершал невозможное.

Нельзя пройти «под винтом» впритирку к махине с водоизмещением больше ста тысяч тонн, когда считанные метры отделяют рубку от днища сверхтранспорта. Когда потоки невероятной силы, порожденные работой батареи исполинских винтов, раскачивают субмарину как детскую игрушку в ванне.

Нельзя управлять подлодкой силами больного, страдающего радиологической болезнью экипажа, в котором все принимают высокотоксичные препараты и держатся на ногах только благодаря ударным дозам стимуляторов, а так же переливаниям плазмы.

Нельзя управлять чем либо вообще в зоне действия дьявольского процесса, когда в глазах темнеет, и разум заполняют все страхи, поднявшиеся из глубин подсознания. И даже показания точнейших приборов становятся ложью.

Крамневский не верил, что «Пионер» сможет вернуться. То, что с трудом удалось один раз, на исправной лодке, со здоровым экипажем, на фоне обычного конвоя - не могло повториться столь же удачно вновь, когда все сложилось против лазутчиков. И Илион поступил так, как обычно делал в подобной ситуации – запретил себе думать о будущем. Просто отказал разуму в праве угадывать и прогнозировать.

Каждое действие он совершал как в последний раз, сосредоточившись на ближайшей минуте, не дальше, тщательно проговаривая про себя любое действие, пока оно не превращалось в набор простых манипуляций – без страха, без эмоций.

Просадка - недопустимо. Лодка не слушается рулей глубины - откачать балласт.

Нет времени, нет будущего. Есть только одна минута впереди, короткие, резкие слова команд и рокот винтов чудовищного корабля – шум, который был отчетливо слышен даже на командном мостике.

«Пионер» должен вернуться.

И невозможное стало явью.

- Прошли, - прошептал Межерицкий, утирая пот. Он произнес это короткое слово так, словно до сих пор не мог поверить в удачу. Скорее то был вопрос, осторожный и боязливый.

- Прошли, - повторил за ним боцман у манипуляторов рулей. Но уже без недоверия, как осторожное предположение.

Крамневский промолчал. Говорить было слишком трудно, язык будто застрял в пересохшем рту, как колючая губка. Командир лишь молча склонил голову, превращая предположение в уверенность.

Они прошли.

От того, что творилось за бортом, у рядового подводника волосы встали бы дыбом. Транспорт-гигант резко сбавлял ход, и теперь шумы множества кораблей барабанили по чувствительным антеннам гидроакустического комплекса «Пионера». Подлодка оказалась едва ли не в эпицентре вражеского присутствия. Но устрашающие эффекты перехода закончились, ушли безвозвратно. Приборы снова показывали нормальные, привычные значения, а перед глазами не плясали багрово-сиреневые вспышки.

«Пионер» вернулся.

Крамневский перевел дух, легкие жадно поглощали воздух так, словно их хозяин не дышал, самое меньшее, последние полчаса. Теперь следовало очень аккуратно, осторожно опуститься на глубину метров пятьсот и самым малым ходом покинуть опасный район. Для бесшумного и незаметного лазутчика это было не трудно. Самое страшное миновало.

Серия быстрых и резких хлопков прошла в полумиле к северу. Неискушенное ухо могло бы принять их за взрывы глубинных бомб, но опытный подводник не путает глубинную бомбу с акустической.

Илион стиснул челюсти так, что казалось, сейчас начнет крошиться эмаль. Это могла быть рутинная манипуляция, рядовая операция стандартного протокола. Как только он додумал эту мысль, рванула новая серия, на этот раз дальше к востоку. Почти сразу же взрывы повторились, близко, очень близко.

И пришел звук. Тонкий, вибрирующий, похожий на звонкий щелчок кнута, накрывшего субмарину по всей длине. Направленный импульс.

- Рули вправо, полный ход, погружение на триста, торпеды к бою, - сказал Крамневский мертвым голосом. Сказал и мимолетно удивился, как легко и буднично случился переход от надежды на возвращение к мрачной готовности принять неизбежное.

Один только бог или враги могли сказать, почему противник заподозрил присутствие посторонних – обнаружил ли слабый радиоактивный след, по роковому стечению обстоятельств взорвал акустическую бомбу в нужном месте, или за пультом одной из многочисленных станций сидел уникальный акустик, распознавший на общем фоне исчезающе слабый шум подлодки-разведчика. А может быть, все сразу или что-нибудь совершенно особенное.

Но их все же обнаружили, и теперь «Пионер» был обречен.

Шафран был старым, опытным моряком, который честно заслужил свой «ярлык на великое погружение», полученный из рук Его Величества. Аркадий не нуждался в присутствии на командном мостике «Пионера» со всеми его приборами, чтобы представить во всех деталях смертельное состязание, развернувшееся между субмариной и преследователями.

Подводная лодка подобна капле в море, невидимой, неощутимой и смертоносной. По сравнению с надводным кораблем у нее кратное упреждение в дальности обнаружения активным гидролокатором и шумопеленгаторной станцией. Но неуязвимость продолжается ровно до того момента, когда противник вычисляет примерный район, в котором скрывается стальной хищник. После этого в ход идет обширный арсенал поиска и уничтожения, почти не оставляющий лодке шансов.