Профессор снова сделал паузу, восстанавливая дыхание. За окнами кабинета простиралась беспроглядная ночная тьма, но для работников «Бюро» понятия «день» и «ночь» уже утратили прежнее значение. Последние дни Черновский очень мало спал и очень много работал, оценивая и систематизируя бесценные сведения, доставленные с «точки Икс». Говорить было трудно, облекать мысли в четкие, строго сформулированные положения – еще сложнее.

- Мне сложно принять все это, - произнес Константин без всяких эмоций. – Я могу принять к сведению, оценить логически, но не могу проникнуться. Это какое-то... античеловечество.

- В моем мире вполне приличной нации хватило десяти лет, даже меньше, чтобы оскотиниться, - вступил в разговор Иван. – Здесь мы имеем дело с результатом многолетней эволюции. Если это можно назвать эволюцией. Лет тридцать, как минимум, скорее даже больше, даже с поправкой на их размытую и неточную хронологию…

- Продолжу, - сообщил Черновский. – Итак, судя по всему, перенос войны в иной мир был диковатым, но вполне логичным решением для такого… необычного общества, переживавшего сразу несколько разноплановых кризисов. По сути, война с нами позволила уже заведенному колесу крутиться дальше без сбоев. При этом отсутствовало главное ограничение и риск любой войны – возможность проиграть. Даже если бы они потерпели полное поражение, мы все равно не смогли бы пройти за ними. Очень выгодное предприятие – максимум выигрыша при минимальном риске. Однако они заигрались в бога.

Профессор привстал и расстелил на гладкой стеклянной поверхности крупномасштабную карту полушария, с Атлантическим океаном и побережьями четырех континентов – Америк, Евразии и Африки. Карта была полностью покрыта сделанными от руки пометками – трехцветными стрелочками, сливавшимися в густую пунктирную сеть.

- Это карта океанских течений, сделанная Радюкиным и штурманом Межерицким. Как видим, она полностью «сломана», по сути, если не брать вот эту «восьмерку», имеет место хаотическое перемещение огромных масс воды при проявлении невероятных температурных скачков, опреснении и иных аномалиях. Очевидно, что это последствия использования их адской машины или «дифазера», как они его называют. Мы не знаем и вряд ли узнаем, представляли ли наши враги побочный эффект своих … экспериментов. Скорее всего, нет. Но факт остается фактом – Мировой Океан взбесился, а как производное – сломалась и пошла вразнос вся климатическая система в планетарном масштабе. И процесс определенно далек от завершения, скорее это лишь начало. С одной стороны, это великолепно. Ломка климата, бури и все прочее – удар по сельскому хозяйству и по экономике в целом. Удар страшный, разрушительный. Если процесс действительно пролонгирован, значит, очень скоро им станет не до нас. Нельзя вести необременительную, победоносную войну, когда в тылу свирепствуют голод и разруха. Однако… быть может, в этом и заключается главная опасность для нас.

Черновский вздохнул, вновь откашлялся и посмотрел прямо в глаза Константину.

- Ваше Величество, - четко и твердо произнес ученый. – Что говорит разведка относительно вражеских перемещений? Как обстоят дела с работой портала в Атлантике? Что показывают гравиметрические станции?

Константин помолчал, хмуря брови.

- Двадцать… Нет… - монарх посмотрел на механорганизатор. – Двадцать два часа назад противник вновь открыл переход. Мы думали, это плановый перенос на спаде активности, но машина… этот «дифазер»… судя по гравиметрическим замерам, он работает на пике возможностей, и без перерыва. Гидроакустические полосы, и те, что еще остались у нас, и американские, фиксируют десятки кораблей. Данные уточняются. Мы атаковали вражеские коммуникации с помощью новых бомбардировщиков и… потеряли их все. Через пять часов должно начаться чрезвычайное совещание армейского руководства, будем решать, что происходит, и как поступить далее.

- Я так и думал… - Черновский обхватил руками гудящую от усталости и недосыпа голову. - Радюкин так и думал, и этого боялся. Он отметил, что во вражеском эфире слишком много новостных и развлекательных передач проникнутых мистическими мотивами, общая тональность, профессор откинул голову назад и прищурился, вспоминая цитату. – «Мир посылает новые испытания, но сами боги дают нам возможность преодолеть их и сделать еще шаг на пути к совершенству».

В кабинете повисло молчание, тяжелое, мрачное, страшное. И первым его нарушил Терентьев.

- Военная экспедиция за трофеями превращается в завоевательный поход?

Черновский вновь потер виски и только после этого ответил:

- Скорее всего. Для нас естественным действием было бы прекращение войны и борьба с последствиями. Для них… Если уже нельзя ничего исправить, то следует наплевать на последствия, разогнать «дифазер» на полную мощность и начать полноценную экспансию, бросив свой деградирующий мир и весь расово-неполноценный балласт.

- Новая война… - произнес Константин.

- Нет, - жестко сказал Терентьев. – Раньше была забава. Настоящая война только начинается, и в ней будет только один победитель.

- Бог мой… - прошептал Константин. – Мы только решили, что самое страшное позади… Что же нам делать…

- Ваше Величество, - с необычной жесткостью проговорил Иван. – Прекратите играть в утомленного жизнью царя.

Константин взглянул не него с недоуменным видом, словно сомневаясь – не стал ли он жертвой слухового обмана. Профессор Черновский побагровел, как будто не в силах выдохнуть.

- Вам не послышалось. Хватит изображать утомленного тяготами войны царя, - повторил Иван, глядя прямо в глаза монарха.

- Не забывайся! - рыкнул вышедший из ступора Константин, поднимаясь над столом. В это мгновение он был похож на страшного, рассвирепевшего льва – большой, с длинной гривой волос, подернутых сединой. У всех, кто видел эту сцену, на мгновение остановилось дыхание.

- Я себя помню! – рявкнул Иван, так же вставая. Мужчины возвышались друг против друга, склонившись по разные стороны стола, уперев кулаки в блестящее стекло. – А вот вы, ваше величество, - теперь титулование прозвучало с отчетливо малой буквы. – Так до сих пор и не поняли, что у вас впереди!

- Это война! – Терентьев бросал слово за словом в лицо растерявшегося императора, с бешеной страстью и убежденностью, так, словно опять оказался в промерзших окопах севернее Сталинграда, вновь готовый идти в самоубийственную атаку. – Такой у вас не было никогда, товарищ монарх! И враг не даст вам отдыха, возможности отойти и перевести дух! Я говорил, но вы не вняли! Я объяснял, но вы были глухи, все вы!

Иван со злостью грохнул кулаком в столешницу.

- Мы там, в СССР, потеряли весь запад страны, пятьдесят миллионов населения, оставшегося на оккупированных территориях, сотни заводов, но продолжили сражаться! Мы голодали, замерзали, поднимали заводы в голой мерзлой степи, без стен и крыш! Нас били, но мы поднимались и не жалели себя – ах, какие ужасные у нас враги, ах, как тяжело дается нам мобилизация, ах, нам нечего есть и подумайте только – поднялись цены на деликатесы! Поэтому и только поэтому через четыре года мы с боем вошли в Берлин и воткнули красный флаг во вражью жопу!