- Ага. Военный эрзац, но все же лучше чем ничего. Хоть пуговицы можно нормально застегивать. А стрелять мне вряд ли понадобится, - Зимников еще раз оглядел Поволоцкого с ног до головы, отметил землистый цвет лица и глубоко запавшие глаза. – А ты вот выглядишь не очень.

- Много забот, - кратко ответил хирург. - Я пока что за бюрократа работаю. Еще как минимум неделя такой жизни. Кто бы мне сказал раньше, что наш брат медработник такой капризный и склочный… Вот уж точно, все великое видится со стороны. Кстати! Хоменко помнишь?

- Обижаешь, - искренне удивился Зимников. – Чтобы я своих не помнил. Пулеметчик.

- Так он живой, не убила ни вражья пуля, ни наша медицина, хотя пытались изо всех сил, что одна, что другая… - Поволоцкий скривился, словно вспоминая что-то очень неприятное. – Вчера виделись, он пошел на поправку. Рвется на фронт.

- А я скоро отбываю… - сообщил Зимников, хлопнув по лацкану форменной шинели.

- На повышение?

Да, - скромно улыбнулся офицер. – Я теперь подполковник, завтра еду на запад…

Петр Захарович замялся, на его лице отразилась мучительная борьба между требованиями устава и простым человеческим желанием похвалиться соратнику.

- Не спрашиваю! – Поволоцкий все понял правильно. – После победы расскажешь. А может быть и раньше, я ведь тоже…

Протяжный сигнал разнесся под высокими сводами, прервав медика. Зимников чуть присел и закрутил головой – звук очень напоминал сирену противовоздушной тревоги, и тело отреагировало само собой, помимо воли хозяина.

- Вот я тоже поначалу едва ли не под лавку прыгал, - прокомментировал Поволоцкий. – Долго привыкал. Это сигнал к перерыву, обед. А затем снова… прения.

- Тьфу на вас, - выразительно сообщил Зимников. – Одно слово, коновалы.

Широченные двустворчатые двери мореного дуба отворились с натужным скрипом. Медики потянулись из аудитории, главным образом группами по два-три человека, оживленно споря и обсуждая какие-то свои медицинские вопросы.

Зимников широко открытыми глазами проследил за бородатым, совершенно седым стариком в архиепископском облачении, шествующим за молодым помощником. Осанке пожилого врача мог бы позавидовать монарх, но самое главное – старик, похоже, был совершенно слеп. Он использовал помощника как поводыря, положив ему на плечо руку с костистыми и даже на вид очень сильными пальцами. Вокруг странной пары словно раскинулся шатер молчания, при приближении пожилого медика и его проводника все прекращали разговор и почтительно склоняли головы, словно слепец мог их увидеть.

- Это кто? – шепотом спросил подполковник.

- Это – Валентин Войно-Ясенецкий, архиепископ. И патриарх гнойной хирургии, - так же тихо ответил Поволоцкий. – Каждый, кто за последние тридцать лет не умер от гангрены и нагноений, обязан жизнью лично ему или его ученикам. Он прибыл из Симферополя, чтобы благословить съезд. Заодно послушать, что молодежь выдумала.

- Чудны дела твои, господи, - пробормотал Зимников, охваченный удивлением. – Врач, да еще и церковник…

- Великий врач, - поправил Повлоцкий. – И настоящий пастырь.

- Да-а-а… - протянул подполковник. – Я думал, ничему уже не удивлюсь. Как у вас вообще дела то?

- Замечательно! – со счастливой улыбкой отозвался Александр. – Обсуждаем насущные проблемы, думаем, как их решать. Девяносто процентов ошибочной диагностики некоторых видов травм. Ввели контроль на погрузке раненых при отправке в тыл, пока снимаем половину, в основном - плохой гипс. И так далее, в том же духе.

- Девяносто процентов… половина… - повторил Зимников. – А чего ты такой радужный? Это же плохо!

- Ты не понял, - терпеливо пояснил хирург. – Полгода назад обсуждать диагностику было бы вообще бесполезно. Наша система начинает работать, и поднимаются вопросы, о которых раньше или вообще не думали, или до которых просто не доходили руки. Диагностика, шок, сепсисы при ожогах… Когда-нибудь тот, первый съезд, когда приняли решение о создании единой доктрины военной хирургии, и этот, нынешний, где ее изучают врачи-практики – все это войдет в историю как величайший момент военной медицины. Хорошо поставленное лечение может вернуть в строй три четверти раненых на поле боя. Потому в этом зале мы дали стране не одну новую армию.

- Здорово, - искренне восхитился Зимников. – Вот никогда бы не подумал…

Сказав это, подполковник посмотрел на часы, смотревшиеся странно на металлическом «запястье».

- Извини, дружище… Мне уже пора, - с легкой печалью произнес он. – Увидимся после победы.

- Наверное, раньше, гораздо раньше, - сообщил Поволоцкий, доставая из кармана сложенную вдвое бумагу с четкими сине-красными печатями. Он протянул ее собеседнику, Зимников принял тонкий листок очень осторожно, растопырив стальные хваталки.

- С координацией пока еще нелады, тонкая моторика плохо дается, - пояснил офицер. – И что это у нас… Прошу освободить меня по состоянию здоровья от должности консультанта по медицинским вопросам Мобилизационного Комитета при Научном Совете… Неужели хуже стало? А! Приложение - акт комиссии о годности к хирургической работе в армейском районе. Одобрено и подписано лично Его Величеством.

Аккуратно сложив прошение, Зимников вернул документ

- Выходит, и ты в действующую?

- И я в действующую, - эхом повторил Поволоцкий. – Через неделю.

- Значит… до встречи?

- Увидимся, господин подполковник, - хирург подмигнул. - А если не сладится… После победы, в пятницу, в шесть вечера, у Московского Аэродесантного офицерского училища. И Таланова не забудь, не поверю, что он сам по себе будет, без тебя.

- И правильно. А больше ничего не скажу. Сам увидишь, или после войны расскажем.

- Значит… до встречи. Так или иначе.

- До встречи. После победы.

* * *

- … Таким образом, хотя мы не можем в точности описать механику процесса, но благодаря данным, полученным Радюкиным, можно примерно представить суть происходящего.

Профессор Черновский откашлялся и выпил глоток воды из стакана. Стекло глухо звякнуло о стекло – совещание «Бюро 13» происходило все в той же петроградской резиденции, уже знакомой Терентьеву. Вокруг «насекомого» стола, переливающегося отраженным светом, разместились император и Мобилизационный Комитет, за исключением медицинского консультанта. Не было ни одного военного и промышленника, только Константин и рабочая группа Комитета. И общее настроение очень сильно отличалось от памятного Ивану по первой встрече в этом кабинете…

- Доктор Радюкин считал, что основная причина вражеской экспансии – экономические проблемы нашего врага, невозможность остановить долго и тщательно раскручиваемый маховик тотального милитаризма, - продолжил Черновский. – Непредвзятое изучение его материалов наводит на мысль, что это некоторое упрощение очень сложного и многопланового явления. Экономика, безусловно, имеет большое значение, но ею одной мотивация явно не исчерпывалась. Здесь однозначно оказали весомое влияние массовая психология врага, базирующаяся на духовно-мистическом восприятии мира. Для них развитие есть борьба огня со льдом, единоборство сил вырождения и евгенического очищения. Нельзя сбрасывать со счетов и культ силы и молодости, отказа от любых вредных привычек вроде курения или алкоголя. Во многом благодаря этому, несмотря на непрерывную войну, «евгенисты» представляют собой демографически очень молодое общество. Причем общество, у которого направленное вовне насилие возведено в абсолют, как универсальный метод решения любых проблем.