— Наверно, он думал скорее о трамваях, чем о поездах, — заметил Вик. — Колеса поезда не ездят по желобкам.

Саймон Бредфорд звонко рассмеялся, но, перехватив взгляд Робин, тут же пожалел об этом.

— Вам понравилось предположение, Саймон? — спросила Робин.

— Ну… — протянул он. — Трамваи, на мой взгляд, не слишком поэтичны.

— В той книге, которую я читала, говорится об эпохе железных дорог, — защищалась Мерион.

— В какой книге? — уточнила Робин.

— В одной критической книжке. Теперь уже не помню, в какой именно, — откликнулась Мерион, быстро просматривая свои записи.

— Всегда записывайте, какой вспомогательной литературой вы пользовались, — сказала Робин. — Это хоть и мелочь, но очень интересная. Когда Теннисон писал это стихотворение, он находился под впечатлением того, как колеса поездов бегут по желобкам. — И она зачитала сноску из лонгменовского аннотированного издания — «Когда я первый раз ехал на поезде из Ливерпуля в Манчестер в 1830 году, я думал, что колеса бегут по желобкам. Была темная ночь, а на станции вокруг поезда собралась такая толпа, что колес я не видел. Тогда-то я и написал эту строку».

На сей раз засмеялся Вик.

— Что ж, выходит, он ошибся?

— Так каков же будет ответ? — спросила Лаура, увлеченная литературой девушка, которая на семинарах записывала за Робин каждое слово. — Это поезд или трамвай?

— Либо одно, либо другое, — ответила Робин. — На самом деле неважно. Продолжайте, Мерион.

— Погодите, — вмешался Вик. — И то и другое быть не может. «Желобки» — это… как вы ее называли?.. метонимия?

На студентов его замечание произвело сильное впечатление. А Робин была тронута тем, что Вик запомнил ее слова, и поправила его даже с некоторым сожалением.

— Нет, это метафора. «Желобки перемен» — типичная метафора. Мир, мчащийся сквозь века, сравнивается здесь с чем-то, что движется по железным рельсам.

— Но раз там желобки, тогда понятно, по каким именно.

— Совершенно верно, — согласилась Робин. — Имеет место метонимия внутри метафоры. А если уж быть совсем точным, синекдоха — часть в значении целого.

— Но представляя себе желобки, я вовсе не думаю о поезде. Это должен быть трамвай.

— А что думают остальные? — спросила Робин. — Хелен?

Хелен Лоример неохотно подняла глаза на Робин.

— Если Теннисон думал, что пишет о поезде, значит, это поезд, — сказала она.

— Не обязательно, — возразил Саймон Бредфорд. — Это умышленный обман.

И он посмотрел на Робин, ожидая ее одобрения. В прошлом году Саймон Бредфорд ходил на ее семинар по литературной критике. Хелен Лоример туда не ходила, об умышленном обмане не слышала, и выглядела теперь столь же растерянно, как и сережка в ее левом ухе.

Все замолчали и с надеждой смотрели на Робин.

— Это апория, — сказала она. — Случайная апория, необъяснимая двусмысленность, неразрешимое противоречие. Мы знаем, что Теннисон замыслил аллюзию с железной дорогой и, как сказала Хелен, мы не можем сбрасывать это со счетов. — Эти аргументы заставили Хелен Лоример просиять, и теперь она была похожа на сережку в своем правом ухе. — Но еще нам известно, что поезда не ходят по желобкам, а все, что ходит, не отвечает метафорике данной темы. Как сказал Саймон, трамваи не слишком поэтичны. Поэтому читатель и путается в своих попытках понять заключенный в этой строке смысл.

— Вы хотите сказать, что это неудачная строка? — спросил Вик.

— Напротив, ответила Робин. — По-моему, это одна из немногих удачных строк в стихотворении.

— Если на экзамене будет вопрос об эпохе железных дорог, можно ее процитировать? — спросила Лаура Джонс.

— Да, Лаура, — с готовностью разрешила Робин. — Но только в том случае, если вы дадите понять, что знаете про апорию.

— Как она пишется?

Робин написала это слово ярким фломастером на листе картона, прикрепленном к стене.

— Апория. В классической риторике это искреннее либо притворное непонимание чего-либо во время дискуссии. Сегодня деконструктивисты называют так наиболее яркие противоречия или двусмысленности в читательском восприятии текста. Можно сказать, что это излюбленный троп деконструктивистов. Хиллис Миллер сравнивает его с тем, как человек идет по горной тропе и вдруг видит, что тропа кончилась, и он стоит в растерянности, не в состоянии двигаться ни вперед, ни назад. Само слово восходит к греческому, которое означает «непроходимая тропа». Продолжайте, Мерион.

Через несколько минут Вик, воодушевленный успехом своего вмешательства по поводу «желобка», снова поднял руку. Мерион как раз вещала о том, что у Теннисона эмоции гораздо сильнее мыслей, и в подтверждение своего тезиса процитировала лирические излияния возлюбленного из «Мод»: «Так приди же в садик, Мод, / Ночка темная зовет».

— Да, мистер Уилкокс? — нахмурилась Робин.

— Это же песня, — сказал Вик. — «Так приди же в садик, Мод». Ее любил петь мой дедушка.

— В самом деле?

— Ну да. Там парень поет своей девушке. Очень известная песня. Это ведь совсем другое дело, правда?

— Теннисон написал «Мод» как стихотворение, — объяснила Робин. — А уже потом кто-то положил его на музыку.

— Увы, — сказал Вик, — значит, я ошибся. Или это апория?

— Нет, это ошибка, — заверила его Робин. — Я вынуждена попросить вас больше не прерывать занятия, иначе Мерион никогда не дочитает.

Вик обиженно умолк. Он ерзал на стуле, время от времени тяжело вздыхал, заставляя студентов нервно запинаться в середине фразы, он слюнявил палец, переворачивая страницы сборника Теннисона и с такой силой сжимал его в руках, что хрустели суставы пальцев. Но больше он не проронил ни слова. Через некоторое время он, видимо, утерял интерес к дискуссии и на свой страх и риск погрузился в чтение Теннисона. Когда семинар кончился и студенты ушли, он спросил Робин, можно ли ему взять эту книгу.

— Конечно. А зачем?

— Я подумал, что если почитаю ее, я лучше пойму то, о чем вы будете говорить через неделю.

— Через неделю у нас совсем не Теннисон. По-моему, «Дэниел Деронда».

— Ты хочешь сказать, что покончила с Теннисоном? И это все?

— В этой группе — да.

— Но ты же так и не сказала им, оптимист он или пессимист.

— Я никогда не говорю студентам, что они должны думать, — сказала Робин.

— Тогда откуда они возьмут правильные ответы?

— На такие вопросы не существует правильных ответов. Есть только интерпретации.

— Тогда зачем все это? — удивился Вик. — Зачем целый день сидеть и обсуждать книги, если от этого не становишься умнее?