А в кино по-прежнему не зовут. Так обидно! Раньше хоть присылали сценарии. Пусть ужасные, нелепые, и такие, на которые соглашаться нельзя, – сейчас и этого нет. Фильмы по тем сценариям, от которых я отказывался, в большинстве своём не сняты, а если сняты, то не дошли до экрана. А так хочется посниматься!

Я соскучился по съёмочной площадке, по всей, кажется, малоуправляемой и тянущей в разные стороны человеческой суете, которая царит на съёмках, но которая моментально преображается при слове «начали». Соскучился по камере и особому состоянию сознания и мыслей, которые ведут и управляют движениями, мимикой, выражением глаз в то время, когда камера работает и ты срастаешься со своим персонажем. Я соскучился по усталости в конце съёмочного дня. Хочу получать задания от режиссёра и, разумеется, получать от него похвалы, если удалось сделать, как он просил. А когда удаётся что-то чуть-чуть добавить и предложить от себя и это принимается… Тогда приходит короткая радость, и ты чувствуешь, что день прожит не зря. Я даже соскучился по еде, которую привозят на съёмочную площадку и которую называют кинокормом… Но нет предложений.

Только недавно прислали один сценарий телевизионного четырёхсерийного фильма, на который я согласился, но не договорились о сроках и условиях. Интересно будет посмотреть, если фильм дойдёт до реализации и показа. Милый сценарий, написанный в традиции советских производственных мелодрам. Правда, вместо секретаря райкома – бизнесмен.

Интересно, почему меня не зовут сниматься? Мне кажется, я просто шикарный артист. Необычный. Дисциплинированный. Всегда всё учу наизусть. И очень люблю это дело. (Ну вот, пожаловался и немножко побрюзжал.)

Пригласили в программу к господам Берману и Жандарёву. Я сразу согласился. Мне правда любопытно, о чём же они хотят у меня спросить. Мне интересно, чем я им интересен. Я никогда с ними не был знаком, ни разу не общался. Так что надеюсь на интересные и сложные вопросы. Насколько я понимаю, они не провокаторы и этим не грешат.

Калининград за двое суток совершенно засыпало снегом. Во дворе стоит полноценная снежная баба, санки пригодились, в городе чисто и светло. Самое время съездить в Светлогорск, послушать шум прикипающих к пляжам волн. Приятно пройтись по променаду, укрываясь зонтиком от крупных хлопьев снега, выпить глинтвейна на этом же променаде, а потом посидеть в старом ресторанчике «Зеештерн», который практически не изменился за то время, пока мы здесь живём. Посидеть там, посмотреть на тёмное море, съесть какую-нибудь рыбу, согреться, чтобы потом снова продрогнуть на обратном пути.

17 января

В воскресенье принял участие в программе «На ночь глядя», собой недоволен: не удалось ответить так, как считаю нужным, и сказать то, что хотел сказать. Не получилось. И обиднее всего – я знал, что хочу сказать, но не смог настоять на собственном высказывании. А ещё недоволен собой из-за того, что не смог уйти, не ответив на вопросы, на которые не хотел отвечать. Отвечал нехотя, а значит, неточно и неумно. Ведущих винить не берусь, они здорово подготовились. Побывали на моих спектаклях в театре или посмотрели их на видео. Знали близко к тексту мои интервью за разные годы. И даже продемонстрировали кадры из двух фильмов, в которых я снимался в эпизодах, но сам этих картин не видел.

По-человечески, и я в этом не сомневаюсь, они настроены были весьма доброжелательно и даже почтительно. В этом я убедился до записи программы, пока мы ждали начала и пили чай. А во время записи доброжелательный тон хоть и не изменился, вопросы были не просто каверзными – но более чем. И заданы они были мастерски, доброжелательным тоном. В таких ситуациях я не знаю, что делать. Я растерялся и несколько раз сказал глупость. Но, повторяю, у меня нет претензий к ведущим, ведь их задача отличалась от моей. Моя задача была попытаться что-то сообщить, прокомментировать свои действия, свои высказывания и отчасти свой образ жизни. А их задача была сделать интересную программу. Для этого они намеренно старались выбить меня из привычной колеи и говорить о том, а главное – так, как я говорить не хотел. Наверное, за этим интересно наблюдать. А стало быть, они добились поставленных задач. Но это их передача, это их территория, и это телевидение. Поэтому у меня все вопросы и претензии только к самому себе.

Да и если отвечать самому себе честно и откровенно, основной причиной моего согласия на участие в программе было тщеславие. Остальные причины несущественны. Всё остальное – мелочи и детали.

Самое неприятное в связи с этим – то, что, вспоминая запись и разговор в студии, я понимал и понимаю, как надо было ответить, что нужно было сказать, как надо было себя вести, на что не нужно было реагировать, и так далее. То есть та самая хорошая «мысля» пришла сразу же «опосля». Но, как известно, после драки кулаками не машут.

И я не жалею. Ещё один полезный урок. Повторяю: все претензии у меня только к самому себе, а они – матёрые журналисты и ведущие.

Наутро после записи программы ехал в машине в аэропорт. Ехали долго, больше двух часов. Незнакомый мне водитель слушал привычное ему радио. Я радио вообще не слушаю и могу его услышать только в автомобиле. Поскольку машину я водить не умею, то либо прошу тех, кто меня везёт, выключить радио вовсе, либо слушаю то, что слушает человек за рулём. Наши вкусы совпадают редко. Поэтому, как правило, езжу я в тишине или беседую.

В этот раз водитель слушал какое-то разговорное радио. В основном говорил мужчина, и иногда вступала женщина. Голос мужчины показался мне знакомым. Водитель сообщил, что это Сергей Доренко. А я его не слышал с тех самых пор, как он исчез с телевидения. И не видел его с тех самых пор. Радио не показывает…

Всю дорогу я не мог оторваться от того, что слышал. Я даже попросил сделать погромче. Через полчаса прослушивания программы у меня сложилось ощущение, что приёмник автомобиля, в котором я ехал, поймало радиопередачу из ада. Если в аду есть радио, я его и слышал. А от этого, согласитесь, сложно оторваться.

Доренко – человек, если, конечно, он ещё человек, поразительный! Всё, что он говорит, это какое-то глубокое и тёмное зло, даже если он говорит и формулирует то, с чем я в принципе могу согласиться. Но сама интонация, сам способ сообщения и высказывания… Он, конечно, является каким-то предельным в своей профессии человеком (повторюсь – если, конечно, он человек). В нём журналистика доходит до своей высшей формы: это когда нет ничего, что могло бы остановить журналиста от высказывания своего мнения. И не важно, выстрадано оно или просто сорвалось с языка.

Два с половиной часа Доренко рассуждал о страшном убийстве в семействе Барановых и говорил о митинге, который был посвящён закону Димы Яковлева. При этом он рассказал, как прекрасно отдыхал на Бали, рассказал о своей машине, припомнил по ходу массу, на его взгляд, забавных эпизодов с участием разных людей, которых он называл не иначе, как придурками и кретинами. Ему нравится слово «кретин», и он очень аппетитно его произносит. К концу моей поездки, то есть к тому моменту, когда я доехал до аэропорта, Сергей Доренко договорился до такого, что я уже ничего не мог понять. Я только понимал, что слышу голос из ада. Только в аду могут быть такие представления о человеческой природе и человеке вообще.