– Кто пожаловал в Тюрьму Охотников? – Голос, задавший вопрос, был сильным, не допускавшим сомнений или колебаний. В нем чувствовалась привычка человека вести за собой других. Такие всегда для других уверены в себе. Нерешительность уходит до тех пор, пока он не останется один. Мне тогда подумалось, что, упади Луна на Землю, этот человек распоряжался бы так же уверенно до последнего мига, и его аура предотвратила бы любой намек на панику.

– Я – друид, – ответил наш наставник, и я ощутил в нем необыкновенную усталость и напряжение, как перед боем.

Он что, собрался вырезать эту крепость? Мне стало страшно от этой мысли. Он силен, никто не спорит, но целый друидский город – это слишком. А миг спустя я осознал: да, он готовится к страшной битве. Только не внешней, а внутренней.

– Ты ли это, Дагарикс? – В голосе друида на стене послышалась тревога и какая-то боль. – Почему ты явился к этим вратам?

– Я тот, кто был Дагариксом, кто стал охотником по имени Рысь. И будь я этим охотником, пришел бы через пещеры. Но я – уже не он. Потому я здесь, у центральных врат. Пришел исполнить свою клятву, хоть она и потеряла какой бы то ни было смысл.

– Разве я могу позволить тебе войти здесь?

– Тюремщик охотников – нет. Но я всегда верил, что пастырь Гальдрикс сильнее его. Тебе решать, кто я – охотник, вернувшийся в свою темницу, или друид, пришедший к своему учителю.

– Твоя ярость. Ты знаешь, я готов был жизнь за тебя отдать, готов и сейчас, но только свою. Любая случайность – и в крепости начнется резня.

– Хорошо. – Наш наставник встал. – Вызови мою ярость на себя, ты знаешь как. Подтверди слова делом – и я уйду, чтобы вернуться через пещеры и быть закованным в серебро.

– Зачем это тебе?

– Я верил тебе, учитель, а ты – мне. Наша связь была крепче, чем у отца с сыном, потому что ты мне отец не по плоти, а по духу. Это гораздо больше. И в последний раз говорю: верь мне. Ты ведь сам преподал мне не один урок доверия. Дай мне каплю твоей крови.

Я видел, как друиды на стене попятились. Вокруг Гальдрикса образовалась пустота. Все поняли, кто к ним пожаловал, все боялись, дрожали, как кролики перед удавом. Даже тюремщик охотников побледнел. Но ни голос, ни рука его не дрогнули.

– Хорошо. – Одно слово упало, словно камень.

Друиды, не сговариваясь, отступили еще на шаг. Гальдрикс прислонил посох к зубцу стены, достал серп-меч и, как в омут прыгнул, надрезал себе левую ладонь.

Капли крови пали вниз алым дождем. Наш наставник поймал их на ладонь быстрым движением, потом поднял взгляд на спокойно стоящего на том же месте Гальдрикса, тепло улыбнулся и вытер руку о плащ. Бой был окончен.

– Смотрите, друиды! – закричал он. – Покажите мне второго, кто решился бы на это!

– Хватит, – чуть недовольно сказал Гальдрикс. – Я просто подумал, рассудил логически и пришел к выводу, что убить меня ты не захочешь: не за что. А отбросив невозможное, принял за истину то, что осталось, хоть более невероятной вещи вообразить не мог. Все как я тебя учил. Плох тот пастырь, который не может доверять своему ученику.

Он говорил не для нашего наставника. Этим двоим слова вообще были не нужны. Он преподавал очередной урок окружающим его друидам.

– Открыть ворота, – приказал он, и уже никто не посмел возразить. Так мы вошли в тайный город – Тюрьму Охотников. Вошли, окруженные настороженностью друидов. Спокойны из нас были только двое: наставник и Тайви. Руи с руками, готовыми в любой момент выхватить мечи, Аркадия, жмущаяся к нему и поглаживающая свой жезл. Хансер с Гюрзой переглядываются, иногда пальцы словно бы невзначай вздрагивают. Выглядит как простая нервозность, а на самом деле – плутонский язык жестов. Даже я его не знал, но предназначен он был точно не для любовных разговоров.

Все обошлось. Никто не сорвался, хоть снайперов, взявших нас в прицел, я заметил. Ни у кого не сдали нервы. Дрожащие пальцы убрались с курков, высшие, готовые устелить двор трупами при малейшей провокации, выдержали.

* * *

Наш наставник и Гальдрикс остались наедине, и только тогда старший дал волю чувствам: сжал бывшего охотника в крепких объятиях.

– Сын мой, – тихо сказал он. – Бог не оставил старого занудного пастыря, раз я опять могу обнять тебя.

– Это было испытание, – ответил тот, кого когда-то звали Дагариксом. – Тебя как учителя и меня как человека.

– Что с остальными?

– Их мучения окончились. У Круга больше нет охотников. И мое мнение – они нам не нужны. Этот ритуал должен быть запрещен. Цена за победу слишком высока. Самоотверженность не должна переходить в глупость.

– Согласен с тобой. Займусь этим первым же делом. Эти высшие, доменовцы, почему они с тобой?

– Я ведь пастырь. У меня должны быть ученики. Друиды для этого не подойдут. А они вполне созрели. Теперь я понимаю, почему Бог не дал нам уничтожить домены в зародыше. Путь охотника – правильный путь. Это не тупик, как мы считали раньше. Но мы идем к нему недозволенной дорогой, потому для нас это потери и боль.

– Другой дороги мы не знаем.

– Пока не знаем, учитель. Я увидел в этих высших многие задатки охотника. Но они достаточно сознательны, чтобы душить в себе ярость.

– Ярость? – Гальдрикс остановился и пристально взглянул на своего ученика. – Я видел это снаружи, но страх перед ритуалом силен во мне. Я никогда не рискну взглянуть изнутри, тем более после твоих слов. Расскажи мне, если сможешь, как и почему это происходит.

– Чувства, – пояснил наш наставник. – Сильнейшие чувства. Ты знаешь, какой путь приходится пройти, чтобы стать пастырем. Ритуал – полное противоречие этому пути. Он вызывает резкое отторжение и ту самую ярость охотника. Понимаешь, учитель, когда ты убиваешь своего брата, по сути, ради силы, все твое существо восстает против этого. Правила, которые у нас в крови, нарушаются все разом, а сделать мы ничего не можем. Вот ведь парадокс – взять того же Мерлина, пастыря-отступника. Для него ритуал охотника не был бы столь неприемлем, но и ярости бы не вызвал. Эта сила была для него закрыта.

– Но ты говоришь – чувства. Если не ярость, что тогда? Любовь? Она не может быть деструктивной. Любовь творит, а не убивает.

– Убивать необязательно. Эти чувства – сверхчеловеческие. Я смотрел на своих учеников через Гармонию мира. Хансер. Он любит Тайви, любит без надежды на взаимность. Когда ей угрожала смертельная опасность, эта любовь на миг стала чем-то бо́льшим. Он бросился защищать ее без надежды защитить. И в этот миг он стал на одну ступень с тем, что мы называем высшим уровнем связи с Природой. Но на самом деле это есть Бог – тот, кто создал все, вложив в каждое творение частичку себя. Будь у Хансера друидская подготовка, он воспринял бы эту связь в полной мере. Но он умеет лишь убивать – пока, конечно.

– Понимаю, – кивнул Гальдрикс.

– То же самое Тайви. Когда в крови Хансера был яд, она готова была умереть, отдать ему все свои силы, чтобы он жил. Поскольку она прежде всего – целитель, высший уровень дал ей такую силу, что мощнейший яд охотников, тоже, кстати сказать, созданный на высшем уровне связи с Природой, оказался бессилен. Потенциально на это способен любой из них. И их будет вести любовь. Любовь к другу, любовь к человеку, которого ты ощущаешь чуть ли не второй своей половиной. Подготовить их – непростая задача, но я успею. И однажды, когда это произойдет, они станут такими же, как я. А я пойму, как это происходит, как простые люди становятся иллюминатами.