основывались на общих стоических положениях: судьба, иначе – воля богов – неотвратима; воля эта априори благая, поэтому в мире не существует зла. Разум – единственный и надежный критерий морали. Внешний мир строго детерминирован волей богов, в нем все совершается по необходимости. Внутренний мир – во власти человека; истинный мудрец свободен именно потому, что он способен различать вещи, которые от него зависят, и вещи, которые не зависят от него. Цель, смысл жизни – осознание и обретение личной внутренней свободы, путь к ней – смирение и покорность воле богов, умеренность в потребностях, бесстрастность, холодная рассудительность.

Награда жизни, полной лишений, – истинная добродетель, дающая внутреннюю свободу. «Видя кого-либо, осыпанным почестями или достигшим счастья, или вообще процветающим, остерегайся, – увлеченный своим воображением – считать его счастливым. В самом деле, если сущность блага заключается в том, что зависит от нас – ни зависть, ни ревность не будут иметь места. И ты сам захочешь быть не полководцем, не префектом, не консулом, а свободным; к свободе же ведет лишь одна дорога:

презрение к тому, что не зависит от нас»[191].

Счастье, истинное благо – в добродетели, которая целиком и полностью является созданием самого человека. Поэтому нравственная сущность неуязвима для любых превратностей жизни. «Возьми мое тело, мое имущество, мою честь, мою семью, – но мысли моей и воли никто не может у меня отнять, ничто не в силах их подавить»[192].

Эпиктет еще дальше уходит от политеизма язычества и подходит к монотеизму христианства. Для него уже нет сомнений в том, что существует Единый Бог – Создатель всего. Одним из последних «остатков» языческой религии в его философии является допущение существования наряду с Богом-Отцом ряда других, подчиненных ему богов. Но важна даже не эта деталь, а то, что источником всего высокого и благородного в человеке Эпиктет признает Бога: Если бы люди могли усвоить мысль, что Бог – отец и людей, и богов, то я думаю, что в их мыслях о себе не было бы ничего неблагородного и низкого[193].

Эпиктет, будучи сам рабом, говорит об относительности свободы и рабства. И то и другое у него – не социально-политические, а моральные категории, состояние души: Где человек находится противясь, там его тюрьма… Свободный человек распоряжается только тем, чем можно распоряжаться беспрепятственно. А распоряжаться вполне беспрепятственно можно только самим собою. И потому если ты увидишь, что человек хочет распоряжаться другими, то знай, что он не свободен; он сделался рабом своего желания властвовать над людьми… Раб тот, кто не умеет владеть собой[194].

Свобода достигается лишь посредством нравственного совершенствования человека, которое носит либо форму приспособления, либо форму активного восприятия действительности. Достижение свободы есть внутренний личный процесс, не зависящий от внешних условий жизни. Проповедь равных возможностей раба и свободного, мужчины и женщины в достижении нравственного совершенства и обретении внутренней свободу было вызовом тому подавлению личности, которое имело место в императорском Риме. Призыв к скромному образу жизни в чем-то роднит этику Эпиктета со взглядами Эпикура: «По отношению к телесному не иди далее простого удовлетворения потребности в еде и питье, одежде, кровле и прислуге. Но отбрось от себя все, что принадлежит роскоши и блеску»[195].

Эпиктет учил, что круг обязанностей каждого человека определен данной ему ролью. Характер же исполнения этих обязанностей находится во власти человека: хорошо их исполнить – значит следовать истинной добродетели. После того, как человек узнал принципы своего поведения, и коль скоро он согласен с ними, ему не нужен никакой наставник. Он сам определяет себя в добродетели, и поэтому на нем – вся полнота моральной ответственности. «Даны тебе принципы, которые я должен был одобрить; и ты их одобрил: а кого же еще учителя ожидаешь ты, чтобы свалить на него заботу о твоем исправлении, а? Ты ведь не ребенок, ты уже взрослый человек. Если теперь небрежешь о себе и распускаешь себя, откладываешь и откладываешь, без конца назначаешь и пропускаешь день, с которого начнешь следить за собой, то, в конце концов, утратишь даже сознание того, что вовсе не преуспеваешь в мудрости и проживешь и умрешь дюжинным человеком»[196].

Эпиктет очень ценил качество человеческой жизни. Как и для христиан, для него ценность имеет не жизнь сама по себе, а ее качество: смерть – это не самое плохое, что может случиться с человеком, поскольку физическая смерть – это еще не конец существования души. Не то жалко, что человек родился или умер, что он лишился своих денег, дома, имения, – все это не принадлежит человеку. А то жалко, когда человек теряет свою истинную собственность – свое человеческое достоинство[197].

Эпиктет проповедовал кротость и смирение. На первый взгляд может показаться, что это – рабская философия: терпеть все, что выпадет на нашу долю. Но если вдуматься глубже, такая жизненная позиция приносит больше пользы, чем вреда. Ведь отвечая гневом на гнев, мы вредим прежде всего самим себе, а научившись не раздражаться по пустякам, мы обеспечивает мир и гармонию в своей душе и в отношениях с людьми. Если кто-то упражняет меня в нераздражительности – разве он не приносит мне пользу? Сосед плохой? Самому себе. А мне он хороший: он упражняет мою добродетельность, кротость. Вот это и есть волшебная палочка Гермеса… что хочешь подавай ? и я сделаю это благом[198].

Сближаясь с христианской этикой, Эпиктет прямо говорит, что такой порок, как зависть – помеха счастью: Зависть – враг счастливых[199].

Следующую, очень важную идею Эпиктета мы также найдем в Нагорной проповеди Христа – идею единства мысли и поступка. Чего не следует делать, того не делай даже в мыслях. Истинный борец – тот, кто борется со своими порочными помыслами.

В борьбе с соблазнительными мыслями полезно искать более добродетельных, чем ты сам, или вспоминать поучения мудрых людей[200].

Далее, в том же месте содержится прекрасная иллюстрация к мудрому высказыванию Эпиктета: Подверженный какому-нибудь пороку – будет порицать других[201].

Иллюстрация эта – ставшее крылатой фразой сравнение наших пороков с бревном в своем глазу, а чужих недостатков – с сучком в глазу ближнего.

И уж совсем по-христиански звучит призыв Эпиктета любить своих врагов и воздавать им добром на зло. На такую высоту, приближенную к учению Иисуса, античная мысль поднималась дважды: в лице Сократа и Эпиктета: Чем отомстить своему врагу? Стараться делать ему как можно больше добра[202].

Многие нравственные идеи Эпиктета были восприняты христианством, а также римскими эклектическими учениями.

§ 6. Марк Аврелий

Во всем, что наводит на тебя печаль, надо опираться на