выкупить? Так ты сначала взять нас попробуй!

— Да не поняли вы! — попытался успокоить их Горобой, но ничего у него не вышло.

— Уходи, Горобой, с земли нашей и больше не суйся в наши дела.

— В Речном, с дурных голов, можете что угодно городить, а к нам больше не лезьте — ни ты, ни хозяева твои инородные.

— Не хозяева они мне!

— А это ты очень скоро увидишь! — сказал последнее слово Родовид.

Все поднялись и отправились восвояси. С этого дня путь купцам с Речного был закрыт даже в Старое. Горобой домой вернулся злой, собаку любимую, под ноги подвернувшуюся, пнул, слуге в зубы дал, чтоб расторопнее был.

— Лиходол! — крикнул сына.

— Здесь я, отец, — вышел встретить отца княжич.

— К свадьбе всё готово, чего тянуть? Завтра сговариваться едем!

Лиходол голову повесил. Не любил он суженую свою Домоклу. Тоща, чернява, глаза так и бегают, визглива, сварлива, да ещё и зубы как у лошади вперёд торчат. Одно достоинство — приданое за ней богатое да тесть, за которым как за каменной стеной жить можно. Но ничего, будет он князем, будет богат, так многое поменяется.

— Как скажешь, отец!

Свадьбу назначили через две седмицы. Карилис готов был и раньше дочку сплавить, да надо положенные тут действа произвести, хоть видимость показать.

Надо сказать, что свадьба пришлась как раз под большую летнюю ярмарку, на которую стало собираться множество народа со всех стран. Приезжали купцы — из степи, из греческой земли, с северного княжества. В город въезжали повозки, подходили корабли и ладьи. Даже из греческой земли посол к князю приехал, да с немалой охраной, будто его кто воевать тут станет. Суета, толкотня, шум, гам! А тут и сама свадьба неразберихи добавила, но всё равно Лиходол доволен был. Опять тесть его правильно подгадал, ибо множество купцов и торговцев с подарками пришли, значительно пополнив его богатство!

На третий день после свадьбы Карилис вызвал Лиходола к себе, и поинтересовавшись, как ему семейная жизнь и доволен ли своей юной женой, да едва выслушав, повёл деловой разговор:

— Стар стал твой батюшка, ты не находишь?

— Да что вы, уважаемый тестюшка, говорите? Он, по-моему, в самом расцвете сил!

— Силы-то может в нём и расцветают, да понимание у него старое. Всё по старинным законам править пытается. Всё на своих и чужих горожан делит. Хоть и есть небольшие подвижки в нём, да для быстрейшего развития города этого мало. Быстрее надо всё по-новому преобразовать! И тут — только ты сможешь это сделать!

— Да как же я это сделаю?

— Тебе надо как можно быстрее стать князем!

— Так батюшка разве не справляется?

— Нет. Слаб духом твой батюшка! Обиды терпит.

— От кого ж обиды были?

— Да вот указали ему на дверь в Старом и Лесном, а он хвост поджав и ушёл. А ведь это его народа земли, значит, ему принадлежат! А будешь ты князем, так и тебе. Почему он их не наказал?

— Они вольные люди…

— Какие такие вольные?! — не дав договорить, закричал Карилис. — Что это за князь, которому какие-то простолюдины на дверь указывают?! Да любой мелкий барон в просвещённых странах за такое своих людей на кол пересажал бы! А тут — вольные!

— Нет у нас силы биться с ними. Два больших рода против одного, да и то за последнее время ослабленного. Дружина мала — нам не выстоять.

— А разве нет в городе других людей и нет возможности пригласить сюда другие войска? Нанять степняков, позвать моих соплеменников-греков, да ваша дружина и ополчение? Да мы в десять раз большее войско соберём!

— Да как-то против своих совестно войной идти.

— За кого я отдал свою любимую дочку? За труса! Бедная Домокла, как ей жить с таким мужем? Кем с таким отцом будут мои внуки? Трусами, ни на что серьёзное не способными! И за что мне всё это на старости лет? Чему я тебя учил столько времени? И вот теперь, когда надо действовать, спасая от старой плесени свой народ, он колеблется и жмётся как слезливая девка!

— Так что же мне делать? — в отчаянии взмолился Лиходол.

— Княжеский стол брать и войско собирать, неслухов наказывать!

— Так как же я стол возьму, коли батюшка жив ещё? Силой тут ничего не сделаешь, не поддержит меня ни дружина, ни народ.

— Э-э, силой… Вот сразу и видно, что глуп ты, зятёк, да прост, как настоящий варвар. Кто после смерти батюшки твоего князем будет? Ты. Причём законным! Вот и надо всего лишь ускорить его смерть!

— Отца убить?! — округлил глаза Лиходол. — Да отцеубийцу у нас никогда князем не примут, и позор на голову мою и всех потомков моих до седьмого колена падёт!

— А если умрёт он от внезапной болезни? И ты как сын его скорбеть будешь и похоронишь отца с честью и пышностью? Кто ж на тебя подумает?

— Отрава тут может и подойдёт, но не прост люд у нас, вмиг раскусит в чём дело, да и Ворон многое насквозь видит и людям обязательно расскажет. Может какой другой способ есть?

— Давно слышал я про этого вашего ворона, да не верится мне, что способен он хоть на что-то. Обычная жирная птица, которая от пережора даже взлететь не может.

— Зря вы так, он ни разу не ошибся в своих предсказаниях и оценках будущего! А жрецы и лесные с ним как мы с вами разговаривают. Я сам это видел!

— Если всё это, как ты и говоришь, то оно уже конечно интересно, да только какая разница, узнает об этом кто-то или нет? Прямых доказательств нет, а ворона можно и охаять, будто старым стал да из ума выжил. Ты же как князь можешь любому голову срубить за клевету да наветы. Опять же, собрав войско да покорив Старое и Лесное, ты станешь никому не подсуден. Уничтожь местных дикарей, и некому будет оспорить твою власть над этими землями. Только ты и твои прямые потомки будут их законными потомственными хозяевами, а все пришлые не будут иметь на них никакого права.

— А не объединятся ли против меня иноземцы?

— Не объединятся. Слишком сильна в них кровная привязанность и подозрительность к чужакам. Это сейчас они объединились, чтобы местных задавить, а как только местные будут уничтожены и обращены в безправных рабов, иноземцы начнут грызться друг с другом. Твоё дело встать над ними. Пусть они приходят к тебе на суд, тогда ты сможешь засудить того, кто может подняться на тебя. Постоянно ссоря их друг