Лера ответила:

– Да, не ради нас, а ради Феденьки. Ты прав. Поэтому, хоть я вам и благодарна и вряд ли смогу воспрепятствовать, чтобы и ты, и даже твой отец общались с моей дочкой, но…

Она сделала паузу и, смотря Кириллу прямо в глаза, отчеканила:

– Но я хочу, чтобы она ничего не знала о том, что ты ее отец и, соответственно, твой отец – ее дед!

Кирилл, рука которого дернулась, расплескал кофе, часть которого попала ему на одежду и на руку, он даже этого не заметил:

– Даже если мы оставим моральную сторону твоего требования, Лера: как ты себе это в практическом плане представляешь? Кем я должен стать для нее, дядей Кириллом? А мой отец – просто старпером, который возится с ней?

И это он-то вел речь о морали?

– Твоему отцу вовсе не надо с ней возиться. Не буду возражать, если Феденька вообще не будет иметь с ним дел.

Кирилл, швырнув стаканчик в урну, заявил:

– Ты жестока, Лера! Ты понимаешь, чего требуешь от нас?

Ответ был предельно ясен.

– Понимаю.

Усмехнувшись и явно взяв себя в руки, Кирилл заявил:

– Ну, а если я пообещаю, а потом расскажу Феденьке правду? Или это сделает мой отец?

То, что Белогорко наверняка так и поступят, Лера не сомневалась, поэтому приберегла ультимативное оружие на самый конец.

– Тогда я тоже расскажу Феденьке правду, о которой она не имеет ни малейшего представления: о гибели ее деда, прабабки и вашей с твоим отцом роли в этом!

И, заметив, как побледнел Кирилл, добавила:

– Думаешь, она после этого пожелает с вами продолжить общение?

Конечно же, нет.

Кирилл повторил:

– Ты не просто жестока, Лера, ты очень жестока.

И это он говорит о жестокости!

– Как и вы, отец и сын Белогорко. Нет, я очень даже благодарна: ценя ваши заслуги по спасению моей дочери, позволяю и тебе, и даже твоему отцу, который должен не в элитной клинике торчать, а срок на зоне мотать, общаться с ней. Только знать о том, что ты ее отец, а твой отец – ее дед, она не будет. Мы ведь договорились? Или Феденька узнает всю правду!

Она знала, что договорились. И Лера понимала, что Кирилл будет держать язык за зубами. И его отец тоже.

Единственный оставшийся в живых дед дочери.

– А как же мы? – произнес растерянно Кирилл, и эта растерянность, столь для него не свойственная, была явно не наигранна.

Лера, почувствовав, что мобильный у нее в кармане джинсов завибрировал, ответила:

– Такого понятия, как мы, просто не существует. Есть ты и твой отец – и есть Феденька и я. И между нами нет ничего общего!

Ну, кроме самой Феденьки – и ее собственных мертвецов, которые наконец замолчали.

Кирилл взял ее за руку и попытался применить свой фирменный трюк: пощекотать мизинцем внутреннюю сторону ее ладони.

Лера, вырвав руку, сказала:

– Все прошло, мой милый Кирилл, все давным-давно прошло!

Хотя вдруг подумала, что так бы хотела, чтобы он продолжил щекотать ее и дальше.

Оставив Кирилла топтаться около кофейного автомата, Лера отошла в сторону и вынула мобильный.

Пришло сообщение от Убойного отдела.

«К вопросу о том, что Стас Хрыков скоро вернется. Нашли свидетеля, который утверждает, что отец Стаса Хрыкова погиб на охоте не в результате несчастного случая, а был намеренно застрелен. Своим сыном».

* * *

Лера, подойдя к Кириллу, произнесла:

– Мне очень жаль.

Нет, ей не было жаль. Ведь старик Белогорко скончался от третьего инфаркта, и сегодня состоялись его пышные похороны на Введенском кладбище.

Лера на них не присутствовала и сделала так, чтобы и Феденька, уже начавшая снова ходить в школу, не поехала на это траурное и никчемное мероприятие.

Поздно вечером, после похорон, Лера заглянула на квартиру к Кириллу. Тот, облаченный в стильный черный костюм, с распущенным уже галстуком и красными, заплаканными глазами, встретил ее с бокалом виски в руках.

От Кирилла несло спиртным.

– А ведь тебе не жаль! – заявил он и посмотрел на Леру. – Виски будешь? И протянул ей почему-то свой бокал, на дне которого чуть-чуть плескалось. – Помянуть не хочешь?

Лера не хотела.

Кирилл вдруг заплакал, причем навзрыд, как маленький мальчик. И внезапно уткнулся лбом ей в грудь, и Лера даже не знала, как поступить.

Она была рада кончине старика, но ведь он был отцом Кирилла.

И дедом Феденьки.

Кирилл продолжал рыдать, и Лера отвела его на софу. Мужчина все еще давал волю чувствам, и Лере вдруг сделалось его невыносимо жаль.

Пусть Кирилл сам далеко не ангел, а его отец, ныне покойный, был сущим монстром, но это не повод не испытывать к его горю сочувствия.

Она склонилась и отбросила волосы Кирилла со лба.

А тот, вдруг перестав рыдать, притянул ее к себе и поцеловал.

* * *

Любовью, точнее, сексом, диким, животным, быстрым сексом, они занялись прямо там, на софе.

А потом, когда эти блаженные минуты, которых Лере все эти годы так не хватало, прошли, они, сделав краткий перерыв, отправились в спальню.

Под утро, после очередной порции волнующего секса, Кирилл произнес:

– Ну что, мир?

И послал ей свою фирменную чистую улыбку.

Лера поняла: и его истерика, и последовавшее за этим соблазнение, и их крутой секс были частью спецоперации Кирилла.

Спецоперации по внедрению его в ее жизнь – и в жизнь Феденьки.

С тем, чтобы рано или поздно добиться от Леры согласия на то, чтобы та узнала, чья она дочь.

И не узнала всех остальных давних историй про этого своего отца.

– Мир, – подтвердила Лера, совершенно нагой поднимаясь с пурпурных простыней и думая о том, сколько там перебывало женщин.

Кирилл продолжил курить и, улыбнувшись еще шире, сообщил:

– Значит, будем встречаться и заниматься сексом?

Лера честно ответила:

– Будем.

Улыбка Кирилла озарила все лицо.

– И Феденька узнает, что я ее отец?

Лера, взглянув на Кирилла, которого она ненавидела и к которому ее одновременно так безумно тянуло, ответила:

– Нет.

* * *