В августе они собирались поехать в Москву на Юркины каникулы.

Весной Юра позвонил маме и с большой опаской сообщил, что приедет не один, а с невестой. Мама отреагировала очень неожиданно. Она была рада и счастлива их принять. Такой положительной реакции сын не ожидал.

* * *

Юрка родился и жил с мамой в центре Москвы, на Кузнецком мосту, до пятнадцати лет. Он знал любимый город в пределах бульварного кольца так же хорошо, как и свой двор, свой подъезд, каждый закоулочек на Неглинке, каждый проходной двор на Тверской. Любимое место в городе — двор Рождественского монастыря. Монастырь, конечно, не работал, там располагались мастерские и склады Архитектурного института. Но все постройки уцелели, даже монашеские кельи находились в отличном состоянии. Снесли только надвратную церковь, Юрка ее на картинках видел.

Климов хвастался Москвой словно боярин своей вотчиной. Он ощущал себя здесь хозяином и старожилом. А Любка просто обалдела от такого огромного и такого красивого города. Она ничего подобного не видела. Ее изумляло все: огромное количество людей, вкусное мороженое в ГУМЕ, красивое и необычное метро, Большой театр, Красная площадь, великие храмы и изящные бульвары. В душу ей запал громадный Елоховский собор, со старинными, намоленными иконамии золотым иконостасом.

Юркина Москва покорила ее раз и навсегда.

Мама встретила молодых замечательно, взяла отгулы и обхаживала ребят целый день. Подбросила Юрке немного денег, чтоб нагулялись всласть, а на ночь перебиралась к лучшей подруге на Речной вокзал, чтобы не мешать новой семье.

О свадьбе никто не говорил, это подразумевалось как-то само собой, поэтому значения сему гражданскому акту никто не придавал. Семьи с обеих сторон бедные, дач, машин и денег никто не имел, молодых объединяла только любовь, и свадьба казалась чисто техническим вопросом.

«Таганка» — самый модный театр Москвы тех лет. Любимовым и Высоцким в середине семидесятых бредили все. Юрке хотелось пригласить невесту на лучший спектакль. Но попытка пробиться на «Мастера и Маргариту» с Ниной Шацкой в главной роли провалилась. Билетов не было и в помине. Юрка пошел в местное Таганское отделение милиции, представился, разъяснил ситуацию старшим коллегам и ему помогли. Участковый прогулялся с молодыми к администратору, и Юрка получил заветные контрамарки на приставные места.

Сказать, что спектакль понравился — это ничего не сказать. Действие Юрку ошеломило, повергло в шок и уложило на обе лопатки. Они молча вышли ночью на Таганскую площадь, молча доехали на метро до дома, молча легли спать.

Только рано утром, проснувшись, Любка поцеловала любимого и сказала:

— Спасибо тебе, родной, я о такой радости и таком счастье даже не думала никогда.

Юрка решил пригласить куда-нибудь обеих своих женщин. Выбрали зал Чайковского и московскую изюминку — ансамбль Игоря Моисеева. Моисеев — гениальный человек и потрясающий организатор — сотворил то, что до него никто никогда не создавал. Он соединил балет с народным танцем, подняв тем самым танцы народов мира на высочайший балетный уровень. Весь мир стоя аплодировал балету Моисеева.

Билеты оказалось достать уже полегче. Мамочка и Люба надели свои самые нарядные туалеты, и все трое направились на площадь Маяковского. Народный трибун, как всегда, стоял величественно и гордо на своем законном месте. Снующие, встречающиеся, ждущие и провожающие были всего лишь обрамлением, фоном хозяина площади.

Всех покорил танец трех аргентинских пастухов. Мамочка и Любка, стоя, хлопали в ладоши, а гордый Юрка восседал в алом плюшевом кресле и любовался своими дамами.

* * *

Выпускной год в Омске пролетел как один день. Юрка был закручен как «последний винт». Практика в угрозыске Омской области, скромная свадьба в деревне, работа на фабрике, подготовка диплома, госэкзамены и выпускной бал — свободного времени не было совершенно.

Молодой, дипломированный лейтенант Климов с женой Любушкой в августе уехал отдыхать в частный сектор города Сочи. В Омск решили не возвращаться, а после купаний и загораний прямиком ехать в Москву.

От бабушки осталась комната в коммуналке, в которую ребята и собирались вселиться. Валентина Петровна звала сына и невестку в свою квартиру, но молодые категорически отказались, решив начать новую жизнь отдельно от всех.

— Две хозяйки на одной кухне находиться не должны, — изрек мудрую истину совсем еще не мудрый двадцатитрехлетний Юрка.

* * *

Что нужно сделать, чтобы милая, любимая, ласковая, нежная и скромная женщина стала сволочью и неисправимой стервой?

Нужно ей изменить? Нет! Не давать денег? Не думаю. Обругать последними словами? Совсем не то. Избить, наконец? Да нет же. Может, уйти от нее? Опять не то. Надо дать ей власть и финансовую независимость!

* * *

— Юрасик, солнышко мое, я хочу работать. Ну что я дома сижу, у телевизора тупею. Я медсестра, говорили, что хорошая. Можно, я работать пойду?

* * *

Юрка Климов распределился в Москву, в отдел ВХСС (Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности и спекуляцией) Центрального района. Многие коллеги годами ходили вокруг экономического отдела милиции, мечтая о переходе туда.

Климов, не напрягаясь и никого не упрашивая, сразу распределился в отдел «белых воротничков». Служба в экономических подразделениях считалась престижной, а возможности оперов в условиях всеобщего дефицита были фантастическими.

Юрка считал, что служебное положение для того и существует, что бы его использовать. Он попал в группу контроля над предприятиями общественного питания. А если проще, то все рестораны и кафешки Центрального района оказались под ним. Климов, как учили, перезнакомился со всеми директорами и шеф-поварами. Все ему заискивающе кланялись и подобострастно улыбались. Обедать и пить он ни с кем не стал, а начал регулярно, с упорством рейсового автобуса, пробивающегося сквозь пробки на Ленинском проспекте, проводить масштабные контрольные закупки. Результаты проверок, соответственно, нормальными быть просто не могли. Пересортица продуктов, недовес, недобив по кассе, продажа левого спиртного и сигарет через бар, просто открытое воровство и стяжательство были делом обыденным. Юрка это все знал и революцию в давно отлаженном механизме совершать не собирался. Но поставить себя на пьедестал он был должен, как же без этого.

Без этого оказалось никак. Климова стали уважать, бояться и ненавидеть одновременно. Юрке это чувство власти, полной свободы и безнаказанности дурманило голову и очень нравилось.

Он получил все, что хотел. Разъезжал на служебной «Волге», обедал в шашлычной «Казбек», ужинал в валютных ресторанах Центра международной торговли. Вещи и обувь ему привозили на просмотр из складов центрального универмага.

Платил ли наш герой? Конечно, платил. И за обеды, и за костюм, и за юбочку Любке. А зачем платил? И так бы отдали, да за честь сочли.