– Тривога!

До пульта он так и не добежал.

Пассажир подошел ближе к пульту, отпихнув ногой тело. Посмотрел на экраны, затем нашел и нажал кнопку, поднимающую шлагбаум.

– У адреса чисто.

В разгромленный блокпост вошел второй пассажир.

– Чего?

– Давай трупешники сховаем…

Налетчики были точны – уже через шесть с небольшим минут – началось. Рвануло… звук был такой, как будто рвалась гигантская парусина. Сразу несколько ракет ударили по городу, поразив городскую тюрьму, несколько военных объектов, здание штаба европейской разведки в городе…

«Форд» уже припарковался в ряду других машин. На крыше – была мигалка, но она сейчас не работала…

Еще один, точно такой же «Форд», в это самое время мчался по городу, дурниной воя сиреной. Реализовывался чрезвычайный план – экстренный сбор всех высокопоставленных военных и безопасников города. «Форды» эти, кстати – не настоящие, американские, а китайские подарили американцы в качестве дотации. Машины считались престижными.

Машина шла на девяноста километрах в час – для старого города, каким был Львов, это очень много, когда первая пуля, выпущенная из пулемета Калашникова, пробила лобовое стекло как раз напротив водителя. Оставшаяся часть очереди – пришлась левее. Машина пошла левее, ударилась в другую стоящую машину. На улице уже были люди, выскочившие на улицу после взрывов, услышав стрельбу, – они заметались, кто бросился в укрытия, кто по домам. Внедорожник развернуло, он вылетел на тротуар, ударился в стену и затих.

Стрелок прицелился и снова открыл огонь, положив в цель все, что осталось в коробе. Затем он перезарядил пулемет и положил в цель еще одну ленту, чтобы наверняка. «Форд» на середине ленты вспыхнул и загорелся.

Выживших не было.

Прошло еще некоторое время, и наконец появился тот, ради кого и затевался весь этот страшный и кровавый спектакль. Проводник местной Информационной службы Провода «УНА-УНСО» Василь Скрыпник выскочил из подъезда. Увидев стоящий без мигалок «Форд», вне себя от ярости бросился к нему.

– Бисовы дети!

Хлопнула дверь.

– Здорово, что ли, Василек.

Водитель вышел из машины и, прикрываясь дверью, прицелился в проводника из автомата Калашникова.

Дома у проводника оказалась жена. И младшая дочь. Увидев входящих, она охнула.

– Дим, посмотри… – приказал здоровяк с обильной сединой в волосах.

Спецы – они не принадлежали к русскому спецназу, а были особо подготовленным сопротивлением – моментально распределились по квартире, проверяя комнату. Выдернули шнур у телефона, загнали жену и дочь в туалет. Обыскивать смысла не было – одежды на них было немного. Опаснее всего было, если кто-то найдет мобильник.

– Где говорить будем, Василек? – тем же тоном сказал здоровяк. – На кухне, что ли? Как в старые добрые…

…

– Пошли…

Они прошли на кухню – большую по площади, новую. Один из охранников здоровяка грубо усадил проводника на табурет, не забыв обыскать. Здоровяк взял из ножевницы нож, покрутил в руках, потом положил обратно и всю ножевницу убрал в шкафчик.

– Жинку не трогай, – мрачно попросил проводник, – то наши дела.

– Ну да. Чо ж ты мою-то…

– Это не я! И ты это знаешь!

– Ты – не ты. Твои бандеровцы.

– Они не мои! Ты знаешь, там тогда кого только не было. Всякая шпана… из тюрем повыпускали[105].

– Так ты же и выпускал. Цель оправдывает средства, верно?

– Это не я начинал! – вызверился проводник – ты, сепаратист!

– Ну, снова-здорово. А ты тогда – кто? Ты думаешь, я не знаю, как вы в Киеве Яныка грузили?[106]Ты думаешь, я не знаю, кто деньги брал, чтобы его завалить?

– Он вор!

– И мразь, верно. Но он за свое ответит. А ты за свое.

– Тебе-то что? Твоя сила сейчас. Был бы ты у меня…

– А ты скажи, Василь, – сказал здоровяк, – мы ж оба офицеры, твою-то мать. Мы стране присягу давали. Ты, гад, присягу давал стране служить. А не шпане.

– А ты ее нарушил! Если бы не вы с вашим сепаратизмом, у…ки москальские, этого не было бы. Что – первый раз Майдан? Прошлый раз все тихо прошло, это вы сейчас лодку перевернули, кровь пустили.

– Ну да. Это вы – божьи одуванчики. В киевском крематории – сколько тогда сожгли? А в Доме профсоюзов сколько заживо сгорело? А как пытали – адреса назвать? Ты же, с. а, офицер. Тебе не стремно – с ними?

– А тебе? Я со своим народом.

– И я – со своим! Понял?! Нет? Мы, б…, тоже народ! Понимаешь – нет?! Мы – тоже народ! А не быдло омоскаленное! Как вы нас называете!

– Не быдло? А кто Яныка выбирал? С. а, это до чего надо было народ довести.

– Ты за народ не говори! Мы выбирали Яныка не для того, чтобы он сынулю миллиардером сделал, понял? Он нас кинул, так же, как и вас! Мы могли бы жить, если бы вы, с. а, себя господами не считали. Паны хуторские, е… вашу мать! Кто вы, б…, такие, что за нас решали? А?

– Народ решал!

– Ни х… Ты – решал! И те, кто бабки получал, – они решали. Тебе напомнить, кто в презики шел и сколько он отстегнул на это? И сколько другие отстегнули! Они на Майдане не стояли! Кровь не проливали. Проливали другие – они своей кровью грехи-то искупили. А вы, мрази, за деньги страну сдавали!

– Пошел ты!

Здоровяк покачал головой:

– Некуда мне больше идти, Василек. Некуда. У меня дома нет – ты его сжег. У меня семьи нет – ты ее убил. Вот к тебе пришел, больше некуда.

– И дальше что?

– Дальше…

Здоровяк посмотрел в сторону коридора. За коридором был туалет. В туалете были заперты люди.