Андрей тоже улыбался и казался отличным человеком. Почему-то когда люди улыбаются, они всегда кажутся хорошими.

Они будто меня и не ждали. Будто им хорошо было вдвоем.

Мама не сразу заметила меня, а заметив, встала, включила свет, подошла и обняла.

— Ты сегодня поздно, — весело заметила она.

— Гуляла с друзьями, — зачем-то соврала я.

— Знаю, Андрей сказал, что разрешил тебе задержаться на час, — улыбнулась мама. — Смотри, какую прелесть он мне подарил!

И она коснулась рукой шеи — я заметила в ее ушах новые серьги. Золотые, с каким-то камнем, очень красивые.

— Классные, да? — спросила она с восторгом. — Но у него и для тебя кое-что есть!

— Не разбираюсь в украшениях, но продавцы в магазине сказали, что это модно, — с дивана сказал Андрей. Его голос был совершенно нейтральным, словно в лифте ничего не было.

Он взял с журнального столика коробочку и протянул мне. Я застыла, как статуя. Это еще что?

— Подойди и возьми подарок, — в шутку толкнула меня в бок мама. — Полинкин! Ну давай! Стесняешься, что ли?

Отчим сам встал и подошел ко мне. Протянул бархатную багровую коробочку, и мне пришлось ее взять.

Я открыла ее — в ней лежал красивый серебряный браслет. Дорогой, из фирменного магазина.

— Красотища, да? — непонятно чему радовалась мама. — Полинкин, что нужно сказать-то?

— Спасибо, — процедила я сквозь зубы, глядя Андрею в лицо. И подумала — если сейчас я скажу маме, что он ударил меня, она не поверит. Точно не поверит. Чертов манипулятор!

— Носи с удовольствием, — улыбнулся он.

Пошел ты к черту, ублюдок. Ты мне этот браслет даришь, чтобы заткнуть.

Но я ничего не сказала. Молча взяла коробочку и ушла в свою комнату, а мама звонко смеялась — она была счастлива. Я читала это по ее глазам. Ей казалось, что наша семья вновь стала такой, какой была прежде. Видела ли она в Андрея папу, я не знала. Но точно знала другое — в нем она видит человека, без которого не представляет жизнь.

Я закрылась в своей спальне. Кинула ненавистный подарок на кровать и стояла с выключенным светом, прислонившись спиной к стене, твердя про себя: «Все хорошо, все хорошо, все хорошо». Мне снова хотелось плакать, кричать, бить кулаком по стене, но я не могла этого позволить.

Саша не могла пошевелиться перед несущейся на нее машиной. Оцепенела и просто ждала, когда та собьет ее. А я не смогла сказать что-либо отчиму. Застыла и молчала.

Только Сашу спасла я. А кто… кто спасет меня?

Я сама сделаю это.

Стерев со щеки слезу, я переоделась в домашнюю одежду, и открыла шторы, почему-то точно зная, что Барс сейчас на балконе. Он действительно был там — несмотря на прохладу, стоял обнаженный по пояс.

Увидев меня, он помахал мне рукой, в которой был зажат телефон, словно говоря «посмотри».

Я вытащила мобильник и увидела от него несколько сообщений.

«Новенькая»

«Ты где?»

«Почему не отвечаешь?»

«Обиделась?»

«Мне жаль, что с твоим отцом так случилось. Серьезно. Я не знал, что тоже теряла близкого».

Я грустно улыбнулась и написала:

«Все в порядке, Барсик».

«Почему ты зовешь меня Барсиком?»

«Потому что я так хочу».

Мы переписывались пару часов, прежде чем оба уснули. Это была глупая переписка ни о чем. Мы кидали друг другу смешные картинки и ролики из тик-тока, и болтали об ерунде, стараясь подколоть друг друга. Эта переписка отвлекла мне от всего плохого, что произошло сегодня. Странно, но я начала улыбаться.

Перед сном Дима прислал мне свое фото — сидел на диване, а Обед залез к нему на обнаженное плечо и спал. Фото было безумно милым, и я, не удержавшись, переслала его Диларе, с которой переписывалась параллельно.

«А он горячий парень, да?» — зачем-то приписала я, зная, что подруге будет интересно взглянуть на такое фото с Барсом.

Я не сразу поняла, что ошиблась. Переслала фотографию не Диларе, а самому Барсу. И, конечно же, он в одно мгновение все прочитал. Я похолодела от ужаса, видя, как он печатает ответ. И залилась краской, когда увидела, как его сообщения появляются одно за другим:

«Да, я, очень горячий».

«Уже влюбилась?»

«Я тебя завожу?»

«Может быть, тебе какие-нибудь особые фото надо сделать? Ты скажи, я не буду стесняться»

И целый табор идиотских хохочущих стикеров следом.

«ИДИОТ!» — напечатала я дрожащими пальцами. Ну надо же так лопухнуться, а?!

«Ты на меня слюни пускаешь, а я идиот, лол. Твоя логика пробила дно».

«Ты же мой парень, я должна создавать видимость, что мы пара», — выкрутилась я, и он поверил. Диларе я его фото все равно переслала, а она в ответ переслала мне селфи Лехи — тоже без футболки. Он был дома, лежал на кровати и снимал себя. Кроме лица, были видны широкие, тронутые загаром плечи. Как и у Барса, фигура у него была ничего.

«Классный, да?» — спросила Дилара, и я нажала на «ответить». По крайней мере, мне так показалось, потому что меня отвлекло какое-то левое уведомление.

«Офигенный», — напечатала я и отправила подруге. По крайне мере, мне так показалось. На самом же деле, я отправила сообщение и фото не ей, а Барсу.

Дима прочитал и не отвечал пару минут. А затем записал голосовое:

«Мне уже начинать ревновать? С кем ты там обсуждаешь моего друга? Кстати, бицуха у Лехи хуже, чем у меня».

Его голос в записи звучал несколько иначе, чем в жизни — был более грубоватым, но при этом имел царапающие хриплые нотки. Красивые.

«Я обсуждаю твоего друга с Диларой, — записала я ответное голосовое. — Ей нравится Леха. Так что можешь не ревновать. Хотя если очень хочешь — разрешаю».

«Мне твое разрешение не нужно!»

«Ну конечно, тебе нужен я».

Прежде чем лечь спать, мы еще немного перекидывались голосовыми сообщениями, стоя у окна — каждый у своего.

Последнее, что Дима мне записал, было:

«Спокойной ночи, Полина».

«Спокойной ночи, Дима», — тихо ответила я, несколько раз переслушав его голос, от которого плавилось сердце.

Уже лежа в кровати, я поймала себя на мысли, что все чаще называю его по имени. Привыкаю к этому человеку. Только нужна ли я ему?

День начался не так плохо, как я думала. Когда я проснулась, мамы и отчима дома не было — они уехали в гости к каким-то его родственникам на шашлыки. И мама, позвонив, сказала, что вернуться они поздно.