– Мне тоже нужно тебе кое-что сказать, – я оттянул ее от себя, чтобы посмотреть на нее, чтобы расчесать волосы, которые прилипли к ее щекам из-за слез, – я был такой задницей по отношению к тебе, Кейс. Мне так жаль. Я был вне себя. Каждую минуту я испытывал разные эмоции, и я…

– Я люблю тебя, – сказала она.

Я уставился на нее.

– Я люблю тебя, – сказала она, – я так сильно люблю тебя.

Ее слова запали мне в душу. Не в слабеющий орган в моей груди, а в ту часть меня, которая билась за ним. Я чувствовал, что пропитан теплом и счастьем, которое, как мне казалось, невозможно испытать. Не в такое время, как сейчас. Только не в таком месте, как это.

Рука Кейси скользнула по моей щеке, ее глаза наполнились слезами.

– Твое лицо прямо сейчас… Никогда за миллион лет я не видела мужчину, который смотрел бы на меня, как сейчас смотришь ты. Я люблю тебя, – повторила она, – я знаю, что ты хочешь защитить меня, но это не сработает. Я просто люблю тебя еще больше за это. Ты не можешь держать меня на безопасном расстоянии. Я же сказала, что безопасного расстояния нет. И никогда не было.

– Ты права, – прошептал я, – никогда не было. Я люблю тебя. Я тебя так люблю…

Она снова опустила голову, прямо на больное место моего разреза, но мне было все равно. Любовь и боль, я хотел всего этого.

– Я люблю тебя, – сказал я, – боже, я никогда не думал, что это случится со мной.

– Но это случилось, – прошептала она, – случилось, и все, что мы можем сейчас сделать, заботиться друг о друге. Жить маленькими моментами, верно? Как мы и обещали. Маленькие мгновения. У нас их так много. Тысячи и тысячи.

– Слишком много, чтобы сосчитать, – сказал я и тяжело вздохнул, когда мои руки обняли ее и прижали к себе. Так близко, как только я мог, мои губы целовали ее волосы, – и прямо сейчас… лучший момент в моей жизни.

Мы долго держали друг друга в объятиях, и я думал, какой выбор сделала Кейси, чтобы прийти в этот момент. Быть здесь со мной, зная, что это ненадолго.

– Ты такая храбрая, – сказала я, – ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю.

– Только не я, – сказала она, – храбрая или напуганная до смерти… у меня просто нет выбора, кроме как любить тебя, – она подняла голову и всхлипнула, – все твоя вина, правда. Ты чертовски привлекателен.

Я коротко рассмеялся.

– Я считал себя упрямым умником.

– И это тоже, – она вытерла глаза, – в коридоре есть еще несколько человек, которые хотят поделиться с тобой своими мыслями. Может, я их позову?

Я кивнул и улыбнулся.

– Да, всех их. Хочу видеть их всех.

Они все пришли, мои лучшие друзья, мои родители, мой брат. Я предстал перед кольцом людей, которых любил больше всего, и вспоминал ту речь, которую репетировал сотни раз за последние полгода. Я думал, что скажу ее в одиночку. Что мне придется столкнуться с неизбежным с пустыми руками. Но Кейси Доусон была здесь, ее пальцы переплелись с моими. Я был не один, и моя рука не была пуста.

Я прочистил ноющее горло.

– Ладно, ребята, план в том, что никакого плана нет. Никакой поездки. Никаких приключений. Никаких ста дел до смерти. Вот чего я хочу: тусоваться вместе. Давайте приготовим барбекю и позавтракаем. Хороший ужин в модном ресторане, или завтрак в «Миллигане», или кексы из банкомата. Давайте говорить и рассказывать глупые шутки, много смеяться и… жить.

Они закивали и что-то забормотали, соглашаясь.

– Чего я не хочу, так это чтобы кто-нибудь спрашивал меня, как я себя чувствую по сто раз на дню, – сказал я, – обещаю, что скажу вам, если мне что-то понадобится, но все, что мне когда-либо понадобится, находится прямо здесь, в этой комнате. Вы любовь всей моей жизни. Я не хочу ничего, кроме того, чтобы быть вместе, насколько это возможно. Таким образом, когда придет время…

Я с трудом сглотнул, мое зрение затуманилось, я с трудом видел лица дорогих мне людей.

– Вам не нужно беспокоиться, был ли я счастлив. Есть ли у меня сожаления. У меня их нет, – я посмотрел на Кейси, мою прекрасную девочку, и она коснулась моей руки своей заплаканной щеки, – никаких сожалений.

– Ни одного, – прошептала она и, поцеловав кончики пальцев, прикоснулась ими к моим губам.

Я воспользовался моментом, чтобы взять себя в руки, и быстро вытер слезы.

– Итак, это была моя речь. Я люблю вас всех, и это все. Давай уберемся отсюда к чертовой матери.

Мои слушатели тихо смеялись сквозь сопение или кашель, и ужасное напряжение, наконец, исчезло. Мне не нужно было играть в мачо-стойкость или мистера сдержанность. Я хотел видеть их истинную сущность и ничего больше.

Мне нужны были их моменты.

Через два дня, ближе к вечеру, Тео пришел ко мне домой.

– А где Кейси? – спросил он.

Я протянул ему пиво из холодильника и взял себе зеленый чай.

– Она пошла за продуктами.

Тео кивнул, опускаясь на диван.

– Ты сегодня не работаешь?

– Я сегодня уволился, – сказал я, садясь на другой конец дивана. – Гарри спросил, не браконьерствовал ли я в другой компании лимузинов.

– Что ты ему сказал?

– Что это был последний лимузин-сервис, на который я работал в своей жизни.

– Черт, Джона…

– Что? – сказал я, ухмыляясь, – да ладно, это было немного смешно.

Тео фыркнул, повертел в руке кружку с пивом.

– Моррисон сказал, что у тебя проблемы с почками.

– По-видимому, да, – сказал я.

Он взглянул на меня.

– И именно это удерживает тебя от того, чтобы быть выше в списке доноров.

– Я знаю, к чему все идет.

– Я просто говорю, что могу дать тебе почку, – сказал Тео, – она подойдет тебе. Твое тело не отторгнет ее, потому что мы одна кровь. Мы же братья. Ты мой брат… – его голос сорвался. Он сидел сгорбившись, упершись локтями в колени. Я подождал, пока он возьмет себя в руки, и положил свою ладонь на его руку.

– Лекарство, в конечном счете, разрушит ее, в то время как мое тело разрушит второе сердце благодаря моему дерьмовому редкому типу ткани, – я хлопнул его по плечу, – так что держи свои чертовы внутренние органы при себе.

Тогда он рассмеялся. Тихий смех, но настоящий.

– Окей. Но скажи слово, и она твоя. Все, что ты хочешь или в чем нуждаешься… если я могу дать тебе это, все твое. Ладно?

– Могу я попросить тебя об одолжении?

Он вскинул голову.

– Что угодно. Проси все, что хочешь.

Но тут заскрипела дверная ручка. Я взглянул на него, подняв палец.